Таким был Саша Гитри - Жан-Филипп Сего
— Решение, принятое в такой дружественной стране, как Англия, вызывает у меня скорее сожаление, чем негодование. Да, это для меня настоящее огорчение, большое огорчение. Я сыграл двенадцать пьес в Англии, в том числе и «Ноно», содержание которой мне кажется более рискованным, чем у «L’Amour masqué», и я никогда ранее не сталкивался с проблемой цензуры.
Несколько собеседников, из избранных, иногда могут проскользнуть в рабочую галерею мэтра на авеню Элизее Реклю и начать с ним непринуждённую беседу о секретах творчества... Удобно устроившись в глубоком кресле «bergère», с сигаретой в левой руке, правая остаётся свободной для расставления акцентов «дирижированием» музыки своих мыслей, Саша пускается в занимательные рассуждения:
— Я знаю, что меня критикуют, поскольку находят, что мой театр выходит за рамки установленных норм и правил! Да, мой дорогой друг, если автор романа, поэт позволяет себе роскошь строить своё произведение так, как он считает нужным, драматург должен, согласно запылившимся традициям, строго придерживаться канвы, которая должна всегда оставаться неизменной! Удивительно... не правда ли? Основное, в чём меня упрекают, заключается в том, что мои пьесы не имеют сюжета. Впрочем, это, возможно, верно, потому что для меня сюжет пьесы не имеет значения! Это не сюжет делает успешной пьесу, заставляет её прочесть и увидеть. О, нет! Им хотелось бы, чтобы мои пьесы были построены так же по правилам, как строятся здания. Ну, так я отказываюсь от этого! Да, потому что, видите ли, я никогда не думаю о сюжете пьесы, довольно часто идея приходит ко мне неожиданно. Да! Это идея заставляет меня писать пьесу, и никогда сюжет, сложившийся ранее! Например, часто, в разговоре, простая фраза вызывает у меня желание построить на ней пьесу. Итак, у меня есть отправная точка, от которой чудесным образом всё и собирается, вплоть до последней реплики, которая, кстати, может быть и фразой, которую я услышал в нашей беседе, о чём я вам и рассказывал. Ах, конечно, для некоторых это может быть не совсем правоверный способ писать для театра! И это можно сравнить с тем, как импрессионисты, которыми я так восхищаюсь, пишут свои картины. Художнику-импрессионисту наплевать на сюжет своей картины, именно потому, что его картина опрокидывает все установленные нормы. И кто мог бы на это пожаловаться? И разве Мольер, наш общий учитель, не был ли он первым, кто избрал сюжеты крайней бедности и мало обращал внимания на развязку своих пьес?
Но главное — творить. Без этого Саша не мог обойтись, и короткое лето 1928 года он посвятил адаптации своей пьесы «Мариэтта, или Как пишется история» в прелестную музыкальную комедию. Работа на заказ, чтобы удовлетворить потребности Ивонн и выполнить пожелание композитора Оскара Штрауса (Oscar Straus), который попросил Саша написать либретто... Вещь, сделана с «историческим соучастием» Наполеона III! Пьер Вебер из «Petit Journal» очарован: «Забавная, сумбурная и очень оригинальная работа, которая переносит нас из 1848 в 1928 год; своего рода большой скетч из четырёх картин, где Саша Гитри снова чудом удалось развлечь нас, забавляясь самому. Это уже не театр; представьте себе краткое изложение кучи забавных анекдотов, где историческое смешивается с пародией, где мы слышим, как принц Жером распевает свои упрёки принцу-президенту накануне государственного переворота; это фантасмагория, и всё дозволено. Уверяю вас, что официальные историки рискуют гораздо больше!»
Вот чем забавляется автор...
После мюзикла Саша бросается в феерию в восемнадцати картинах по Чарльзу Линдбергу (Charles Lindbergh)[77], отдавая дань уважения американскому народу и приёму, который он там получил. Что больше всего поразило его во время пребывания там, так это любовь, которую этот народ питает к Франции — в домах, в которые его приглашали, все картины были работами французских художников. Ему также очень понравилась их способность к «совершенно новым эмоциям», и то, как они почитают нашу старую страну. За декорациями и костюмами он обратился к великому Капьелло, в качестве площадки он остановил свой выбор на театре «Шателе» (Théâtre du Châtelet).
Спектакль о Чарльзе Линдберге отыграли восемьдесят восемь раз. Саша не перенапрягал свой талант ни в интриге, ни в диалогах. Славненькая «оперетта», не более того, но от неё ничего другого и не требовалось!
Начало 1929 года застало обоих Гитри на Лазурном берегу. Саша должен воспользоваться этим перерывом, чтобы изложить на бумаге несколько идей для своей следующей постановки — пьесы о национальной истории, которую он хочет назвать совсем просто — «Истории Франции» («Histoires de France»). Эта пьеса была ему заказана великим Андре Антуаном, которому было только что доверено руководство будущим театром «Пигаль» (Théâtre Pigalle), владельцем которого был не кто иной как мсьё Ротшильд (Le baron Henri James Nathaniel Charles de Rothschild). Вернувшись в Париж, в ожидании окончания работ в театре «Пигаль», супруги Гитри вновь запустили «Мариэтту» в театре «Эдуарда VII».
Однажды вечером грустный разговор положит конец замечательным отношениям, которые были у Саша и директора этого театра Альфонса Франка.
— Мой дорогой Франк, в июне мы с Ивонн отправимся в турне по Англии.
— Мой дорогой Саша, я не думаю, что эта идея хороша — это означает, что вам придётся прервать спектакли «Мариэтты» слишком рано, и...
— Моё решение уже принято, и я уже дал согласие на это турне!
— Вы можете принять всё что вы хотите, но между вами и мной существует договор, и я не думаю, что вы его забыли. В контракте чётко прописано, что вы можете гастролировать только с моего согласия!
— И?..
— Моего согласия я вам не даю!
— Очень хорошо, я обойдусь и без него!
Дело зайдёт очень далеко, так как Франк откажется вывезти декорации пьесы в Англию. Тогда Саша обратится в суд, выносящий решения по срочным вопросам, и выиграет дело. Внезапно Франк подаёт в суд на Саша, а Саша — на Франка, и оба требуют возмещения ущерба и упущенной выгоды на 2 миллиона!
Гитри в назначенный день отправятся в Англию, играть «Мариэтту», а затем «Моцарта» в Театре Её Величества (His Majesty’s Theatre) с 3 июня по 13 июля.
***
Когда супруги живут в Париже, они держат большое хозяйство. Не менее шести слуг присматривают за домом на Элизе Реклю (не считая работающих в Кап-д'Ай). Кроме того Саша заручился услугами друга детства Поля Дюфрени (Paul Dufrény) в качестве
