Нестор Котляревский - Михаил Юрьевич Лермонтов. Личность поэта и его произведения

Сопоставляя далеко не печальную жизнь поэта с печальными мотивами его поэзии, мы должны признать, что это противоречие получилось как следствие принципиальной розни, существовавшей между внешним обликом его жизни и его думами. Если бы беспечная и веселая жизнь, какую Лермонтов вел в Петербурге и на Кавказе, приближала его к тому эпикурейскому идеалу счастливого и ни в чем не стесненного существования, какой иногда хотят навязать ему, то пессимизм и недовольство должны были бы уменьшаться в поэте как раз в той степени, в какой возрастала для него возможность и веселиться, и пользоваться успехом. Мы видим, однако, совсем обратное – чем веселее была жизнь поэта, чем виднее становилось его положение в обществе, тем печальнее и безотраднее было его миросозерцание. Очевидно, что источник душевных страданий Лермонтова заключался далеко не в ненасыщенном самолюбии или неудавшейся погоне за счастьем.

И потому мы будем ближе к истине, если предположим, что родником страданий Лермонтова была его недремлющая совесть, твердившая ему неустанно, что его жизнь не соответствует его идеалам, его творчество – высокому понятию о поэзии, его отношение к людям – тому нравственному чувству, какое поэт ощущал в себе, но никак не мог оформить и философски обосновать.

Еще на восемнадцатом году жизни Лермонтов писал:

Видали ль вы, как хищные и злые,К оставленному трупу в тихий долСлетаются наследники земные,Могильный ворон, коршун и орел?Так есть мгновенья, краткие мгновенья,Когда, столпясь, все адские мученьяСлетаются на сердце – и грызут!Века печали стоят тех минут.Лишь дунет вихрь – и сломится лилея;Таков с душой кто слабою рожден,Не вынесет минут подобных он:Но мощный ум, крепясь и каменея,Их превращает в пытку Прометея!

С пыткой Прометея имеет известное сходство и творчество Лермонтова. Не для себя одного хотел он украсть огонь с неба, и великий урок могли вычитать люди из его страданий.

И в этом смысле Лермонтов был истинный сын того XIX века, который поставил этическую проблему жизни в центр всего мироздания и так интенсивно трудился над ее решением. Работа Лермонтова над самим собой была частичным проявлением одной общей работы, занимавшей умы и сердца всего культурного мира.

Сила идей не знает преград, и никто не может определить или предусмотреть, как та или другая идея овладевает человеком: она пускает ростки иногда там, где мы менее всего могли бы ожидать этого. Кто мог предположить, что в 30-х годах на русском горизонте появятся вдруг лица, в которых гуманная идея найдет проповедников не менее, если не более ревностных, чем те, которым западный культурный мир в своей среде удивлялся? Кто мог ожидать, что в человеке избалованном, огражденном, одиноко и замкнуто проведшем свое детство и юность, жившем всю жизнь в обществе, которое совсем не задавалось глубокими вопросами, обществе рассеянном и жизнерадостном, сознание своей ответственности перед людьми и самим собою станет источником глубоких душевных страданий?

Воспитать в себе широкое гуманное отношение к людям, а главное, не столько воспитать его, сколько построить на нем целое мировоззрение и провести его в программу жизни – дело очень трудное, требующее большой энергии, силы воли, большой убежденности, а также и удобного исторического момента. Жизнь с каждым днем становится сложнее как в своих повседневных явлениях, так и в общих вопросах, какие эти явления ставят человеку, – и при всех ее сплетениях неизменным остается сознание, что без широко понятой симпатии к людям, без солидарности с ними жизнь немыслима. Прежде, когда веками установившиеся и на веру приятые общие – религиозные, национальные или сословные – этические формулы давали направление жизни, дышалось, конечно, легче; и тяжело стало новому человеку, когда он, предоставленный всецело силе свободного ума и свободных чувств, сознал всю трудность своего ответственного положения перед нравственной задачей жизни. Немудрено, что, решая ее, он так часто падал духом.

Лермонтов принадлежал к числу таких искателей нравственной истины, в душевной тревоге которых мы имеем наглядный пример того, как мучительно, но плодотворно для себя и для других отзывается на человеке присутствие в нем требовательной и чуткой совести.

Нужно было по-своему любить людей, чтобы постоянно думать над вопросом – какое отношение к ним будет самое справедливое.

VI

И люди откликнулись на слова поэта, слова иногда черствые, насмешливые и злые.

Но к этому отклику любви всегда примешивалось чувство сожаления.

Жаль поэта, который был унесен смертью в такие молодые годы; жаль его в особенности потому, что он не успел достигнуть цели, которую себе поставил, и не испытал в жизни самого полного удовлетворения – не высказал убежденно тех нравственных истин, в которые окончательно уверовал, чтобы заставить людей с ними считаться.

Лермонтов не завещал людям ничего, кроме тревожных, вечно красивых образов, в которых воплотилось неустанное стремление и борение человеческого духа. Изнурительная душевная борьба приводила к ряду вопросов, на которые не было устойчивого ответа… сила вся уходила на поиски…

В том виде, в каком поэзия Лермонтова перед нами, она – неразрешенный душевный диссонанс…

Лермонтов и литературное движение его эпохи

I

В предыдущих главах была сделана попытка обрисовать отдельные периоды в развитии миросозерцания Лермонтова в связи с развитием его таланта. Большую помощь оказали нам те основные типы, которые поэт с такою любовью вырисовывал в крупных своих произведениях. Эти типы, как бы замыкающие собой отдельные эпохи в жизни Лермонтова, указывали нам тот путь, по какому поэт шел к своей цели – к выработке ясных воззрений на жизнь и на свое в ней призвание.

В основании всех этих типов, в которых отражены разные решения нравственной проблемы жизни, – типов, различных лишь по образу их жизни и по костюму, – лежит одно-единственное лицо, один характер, одна психологическая задача.

Несмотря на несомненную способность художника объективно отнестись к жизни, способность, какую Лермонтов доказал созданием таких типов, как Максим Максимович и купец Калашников, наш поэт был субъективным лириком, любившим облекать преимущественно свои личные чувства в символы или реальные образы. Его поэмы и романы не что иное, как те же лирические стихотворения, вставленные в более широкую раму. Это легко можно проверить, сравнив по годам те и другие. Очевидно, что внутренняя работа над самим собою была так сильна в Лермонтове и настолько поглощала его силы, что для объективного художественного воспроизведения жизни в его душе пока не было места, несмотря на богатство и широту его таланта. Внутренний процесс самовоспитания не был окончен, идеалы не определились, и потому все стороны жизни, с какими Лермонтову приходилось сталкиваться, имели для него цену только в отношении к нему самому, насколько они помогали или мешали ему в решении занимавших его вопросов. Обозревая бегло всю литературную деятельность Лермонтова, мы вправе сказать, что он всю жизнь был певцом своих личных чувств, отражал мир в самом себе и занят был анализом этого отражения больше, чем предметами, которые такой анализ вызывали. Мы говорим это не в упрек поэту.