Картинные девушки. Музы и художники: от Веласкеса до Анатолия Зверева - Анна Александровна Матвеева
Подобный принцип изображения фигуры на пёстром пейзажном фоне будет позднее использован Кустодиевым в портрете искусствоведа и реставратора А.И. Анисимова (1915, Русский музей), в многочисленных изображениях купчих, а также в более поздней и, пожалуй, самой знаменитой его картине – портрете Ф.И. Шаляпина (1922, Русский музей). У этой работы целый ряд названий, данных самим художником: «Новый город», «Ф.И. Шаляпин в незнакомом городе», «Ф.И. Шаляпин на ярмарке», «Шаляпин на ярмарке в Нижнем Новгороде»…
Кустодиев восхищался великим русским басом с юных лет, но личное знакомство художника и певца состоялось только в 1919 году, причём представил их друг другу не кто иной, как Максим Горький. Борис Михайлович на тот момент был уже опытным театральным художником: выполнял эскизы и декорации для комедии Островского «Горячее сердце», оформлял спектакль «Смерть Пазухина» по Салтыкову-Щедрину (женские костюмы, придуманные Кустодиевым, смогла бы носить не на сцене, а в жизни любая из его купчих). Шаляпин, решивший поставить в Мариинском театре оперу «Вражья сила»[102], пригласил Кустодиева стать художником и этого спектакля. И хотя Борис Михайлович понимал, что работать ему придётся в неимоверно тяжёлых условиях, он всё равно согласился. «Много я знал в жизни интересных, талантливых и хороших людей, – писал Шаляпин в книге воспоминаний “Маска и душа”, – но если я когда-либо видел в художнике высокий дух, так это в Кустодиеве». И ещё одна цитата из Шаляпина: «Только неимоверная любовь к России могла одарить художника такой весёлой меткостью рисунка и такой аппетитной сочностью краски…»
Когда Фёдор Иванович приехал к Кустодиеву поговорить о спектакле, на нём была роскошная шуба[103], и художник попросил позировать в этой шубе для портрета. Кустодиев писал Шаляпина почти два года, потому что был в ту пору уже прикован к инвалидному креслу, и двухметровый холст приходилось отклонять над кроватью при помощи специального устройства. Сам художник так и не увидел эту работу с нужного расстояния, так как Шаляпин, покидая Россию, забрал её с собой. Кустодиев сделает позднее авторское повторение для себя, он очень любил этот портрет, да и кто его не любит? Великий артист запечатлён на фоне панорамы Нижнего Новгорода – вновь яркого, зимнего, лубочного. Масленица, народные гулянья – излюбленный мотив Кустодиева звучит здесь в полный голос. Пряники, балаганы, катания на лошадках, кажется, что мы слышим, как хрустит свежий снег под ногами, как визжат, съезжая с горки, ребятишки, как зазывают к себе трактирщики… В нижнем левом углу прогуливаются две девочки в шляпках и муфтах – это изображённые по просьбе певца[104] Марфа и Марина, дочери Шаляпина, их сопровождает его друг и секретарь Исай Дворищин. Прямо за ними – афиша, представляющая гастроли Ф.И. Шаляпина. Вновь театральный задник, на котором объёмно и полно выписана фигура певца в распахнутой шубе. Он стоит на заснеженном пригорке, как на сцене – впрочем, он и так на сцене, которой была для него вся Россия. У ног Шаляпина – любимый бульдог Ройка, не отрывающий взгляда от хозяина (на самом деле Ройка не желал принимать нужную позу и, как говорят, специально для него на шкаф сажали кошку, чтобы привлечь внимание[105]). Шаляпин до самой смерти не расставался с этим портретом, и лишь в 1968 году дочери артиста, Марфа Хадсон-Дэвис и Марина Фредди, передали работу в ленинградский дом-музей отца.
Оставьте руки!
Работа была для Кустодиева настоящим отдыхом и единственной с некоторых пор радостью жизни. С 1917-го по 1924 год он оформил 11 спектаклей для оперных и драматических театров Москвы и Петербурга, не оставляя станковой живописи. Без поддержки Юлии и детей он бы, конечно, не справился с испытанием, посланным ему судьбой.
Первые симптомы тяжёлой болезни проявились у Кустодиева ещё в 1907–1908 годах. В письмах тех лет он то и дело жалуется: «По утрам болит лопатка», «Рука опять разболелась». К весне 1910 года Кустодиев уже почти не может спать по ночам, а руки болят так, что нельзя работать. Врачи, к которым обратился художник, предположили костный туберкулёз и посоветовали срочно ехать в Швейцарию. Лето 1911 года Борис Михайлович провёл на курорте Лейзен вместе с Юлией и детьми, а зимой вернулся туда один. В Швейцарии художнику поставили ошибочный диагноз – сколиоз костей. От него и лечили.
Кустодиев последовательно выполняет рекомендации местных врачей, носит целлулоидный корсет, принимает солнечные ванны. Ему скучно и тоскливо вдали от семьи, от России, хотя он пытается сохранять оптимизм и через силу любуется природой: «Удивительная вещь эта красота природы! И никогда я, кажется, не чувствовал так сильно желания жить и чувствовать себя живущим». Он понемногу работает – делает натюрморты, пейзажные этюды. Пишет темперой дочь Ирину на террасе, на фоне Альп («Ирина Кустодиева в Лейзене», 1911, Художественный музей, Мальме), делает эскизы декораций и костюмов к «Горячему сердцу» Островского. В 1912 году, в Швейцарии, будут написаны его первые «Купчихи» (иногда называют «Купчихи в Кинешме», Киевская картинная галерея) – жанровая картина с четырьмя разряженными пышными красавицами, остановившимися посудачить на улице. После лечения Кустодиев чувствует себя лучше. В 1913 году он вместе с семьёй едет во Францию, Италию. Любуется в музеях обожаемым Брейгелем (в мастерской у него постоянно висела репродукция брейгелевской «Охоты»). Но уже к осени боли в руках возвращаются. Следуя в Россию через Берлин, художник решает получить консультацию местного светила. Вот как рассказывает об этом Ирина Кустодиева:
«В Берлине папа показался профессору Оппенгейму – знаменитому немецкому нейрохирургу, сказавшему ему: “У вас никогда никакого костного туберкулёза не было. Снимите корсет. У вас заболевание спинного мозга, видимо, опухоль в нём, нужна операция. Отвезите детей домой и возвращайтесь в Берлин в клинику. Денег я с Вас не возьму, лучше напишите мне за это картину”. (Отец, кажется, подарил ему “Деревенский праздник”[106].)»
И далее:
«Нас привезли домой и оставили на попечении А.М. и В.А. Кастальских (старшей сестры отца и её мужа), а родители отправились обратно в Берлин. Делал операцию профессор Оппенгейм. Она продолжалась четыре часа под общим наркозом, разрезали спину от затылка до талии. Само вещество спинного мозга вскрывают! После этой операции боли в руке, мучившие отца, прекратились. Года два он чувствовал себя хорошо…[107]»
Через пару лет болезнь вернулась, затронув теперь ещё и ноги – Кустодиев передвигался на костылях и в 1916 году решился на вторую операцию, о необходимости
