Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

7/ V, 1924

«Я девочкой уехала оттуда…»

Темна твоя дорога, странник,Полынью пахнет хлеб чужой.

Анна Ахматова

Я девочкой уехала оттуда,Нас жадно взяли трюмы корабля,И мы ушли — предатели-Иуды —И прокляла нас тёмная земля.

Мы здесь всё те же. Свято чтим обряды,Бал задаём шестого ноября.Перед постом — блины, на праздниках — парады:«За родину, за веру, за царя!»

И пьяные от слов и жадные без меры,Мы потеряли счёт тоскливых лет,Где ни царя, ни родины, ни веры,Ни даже смысла в этой жизни нет.

Ещё звенят беспомощные речи,Блестят под солнцем Африки штыки,Как будто бы под марш победный легчеРазвеять боль непрошеной тоски.

Мы верим, ничего не замечая,В свои мечты. И если я вернусьОпять туда — не прежняя, чужая, —И снова к жёлтой двери постучусь, —

О, сколько их, разбитых, опалённых,Мне бросят горький и жестокий взгляд, —За много лет, бесцельно проведённых,За жалкие беспомощные стоны,За шёпоты у маленькой иконы,За тонкие, блестящие погоны,За яркие цветы на пёстрых склонах,За дерзкие улыбки глаз зелёных,За белые дороги, за Сфаят.

И больно вспоминая марш победный,Я поклонюсь вчерашнему врагу,И если он мне бросит грошик медный —Я этот грош до гроба сберегу.

7/ V, 1924

«Как он спокоен, говорит и шутит…»

Как он спокоен, говорит и шутит,Бессмысленный убийца без вины,Он, оглушённый грохотом орудий,Случайное чудовище войны.

Как дерзок он, как рассуждает ловко,Не знающий ни ласки, ни любви.А ведь плеча касался ствол винтовкиИ руки перепачканы в крови.

О, этот смелый взгляд непониманья,И молодой, задорно-дерзкий смех!Как будто убивать по приказаньюНе преступленье, не позор, не грех.

7/ V, 1924

«В глухой горячке святотатства…»

В глухой горячке святотатства,Ломая зданья многих лет —Там растоптали в грязь заветСвободы, равенства и братства.

Но там восстанет человек,Восстанет он для жизни новой,И прозвучит толпе калекЕщё не сказанное слово.

И он зажжёт у алтаряОгонь дрожащими руками.И вспыхнет новая заря,Как не оплёванное знамя.

8/ V, 1924

Мамочке («Всё не сидится, всё тревожится…»)

Всё не сидится, всё тревожится,В душе — холодный яд.Пойдём со мной до бездорожицы,Потом — назад.

Какой тоской к земле приколота?Дай руку! Говори!О, посмотри, как много золотаВ лучах зари.

О, глянь, какая кровь на западе…А мы с тобой — вдвоём.Мне душно, душно в тихой заводи!..Давай — уйдём.?

8/ V, 1924

«Мечтательный дактиль…»

Мечтательный дактиль,Стремительный ямб —Все братья, все братья,Мои друзья!

Весёлые крылья,И братьев — пять, —Как жизнь не отдатьЗа это всесилье?

8/ V, 1924

«У богомольных есть красная лампадка…»

У богомольных есть красная лампадка,В углу притаились образа Пречистой.Дрожа, горит огонёк лучистый.Придут из церкви — распивают чай.

У домовитых — во всём порядок,На окнах — белые занавески.В вазочках цветы, и ветер резкийИх касается невзначай.

У вечно-мудрых есть страшные загадки,Есть толстые книги и умные фразы.У вечно-дерзких есть восторг экстаза,Заменяющий светлый рай.

У меня нет красной лампадки,У меня нет белой занавески,Нет писаний мудрых и веских,А комната у меня — сарай.

У меня есть синяя тетрадка,У меня есть белые книги.У меня зато есть пёстрые мигиИ неистовый месяц — май.

17/ V, 1924

«Станет больно — не заплачу…»

Станет больно — не заплачу,Станет грустно — не вздохну.Мне ли не найти удачу,Не найти свою весну!

Или плох мой пёстрый жребий,В омут кинувший меня?Иль не виден в тёмном небеОтблеск прожитого дня?

Сердце не устанет биться,В нём звучит, звучит струна.Я на белые страницыНанизала имена.

С каждым именем — началоНовых дней и новых: грёз.Много плакала ночами,А теперь — не стало слёз.

Мне ль не встретится удача?Дни звенят, как связка бус.Станет больно — не заплачу,Станет грустно — улыбнусь.

19/ V, 1924

«Мне не нужно горьких оправданий…»

Мне не нужно горьких оправданийПрежних дней, разбросанных святынь.Я не требую жестокой дани —Данью будет горькая полынь.

Я сама теперь уж не такая,Я совсем не прежняя, не та,Что тогда, тоскуя и мечтая,Слушала, как стонет темнота.

Злобных слов в моём круговоротеБольше нет. Всё злое — позади.Эти полированные ногтиНе скребут цепочку на груди.

И волос зачёсанные прядиНе ползут на загорелый лоб.В этом странном — не моём — нарядеМне ясней, что прежнее прошло.

Я, бросая взгляд непониманья,По ночам — бесстрашна и черства,Я твержу арабские названья,Имена… и числа… и слова.

19/ V, 1924