Казнь короля Карла I. Жертва Великого мятежа: суд над монархом и его смерть. 1647–1649 - Сесили Вероника Веджвуд
Карл вполне мог догадаться, кто они, но правдой было то, что он совершенно их не знал. Все эти люди, стоявшие теперь вокруг него, которые через несколько минут хладнокровно убьют его, были просто инструментами. А скрытые враги, в конечном счете уничтожившие его, – кто и где они? Ферфакс? Кромвель? Айртон?
Он продолжил: «Я хотел бы, чтобы они раскаялись, так как они действительно совершили особенно большой грех; молюсь Богу со святым Стефаном, чтобы это не было поставлено им в вину. И не только об этом, но и о том, чтобы они могли выйти на правильный путь к миру в королевстве, так как мое милосердие велит мне пытаться до последнего своего мига стремиться к миру в королевстве. Итак, господа, я всей душой желаю (и надеюсь, некоторые присутствующие здесь осуществят мое желание), чтобы они приложили усилия к воцарению мира в королевстве».
Он посмотрел в сторону клерков, которые торопливо делали записи, и продолжил с огромным самообладанием учить своих врагов политике. Они ничего не достигнут, встав на путь несправедливого соперничества; они должны научиться осознавать свой долг перед Богом, королем – «то есть моим преемником» – и народом. Они должны созвать государственный совет, чтобы уладить дела с церковью. Что же касается короля… Он остановился, так как один из офицеров на эшафоте случайно коснулся топора. «Не повредите топор, – сказал король. – Это может повредить мне. – И возобновил свою речь: – Их долг перед королем четко изложен в известных законах страны».
Затем Карл заговорил о народе:
«Поистине, я желаю ему вольностей и свободы как никто другой, но должен сказать, что их вольности и свобода состоят в том, чтобы иметь правительство и такие законы, по которым их жизнь и имущество могут в наибольшей степени принадлежать им самим. И речь не о том, чтобы участвовать в управлении, что никак не подходит им. Подданный и монарх – это совершенно разные вещи… Господа, именно за это я сейчас нахожусь здесь. Если бы я уступил произволу, чтобы законы менялись в зависимости от власти оружия, то не оказался бы здесь, и поэтому говорю вам (и молю Бога, чтобы это не было поставлено вам в вину), что я народный мученик».
Он добавил, что сожалеет, что у него было так мало времени, чтобы получше упорядочить свои мысли; и на этом и закончил бы, если бы Джаксон не напомнил ему, что «для исполнения обязательства перед миром» он должен сделать заявление о своей религии. Действительно, сделав свое последнее заявление, что умирает за свободу своего народа, он «чуть не забыл» (его собственные слова) защитить себя и свою церковь от обвинения в папизме. И теперь торжественно подтвердил: «Я умираю христианином и по вероисповеданию принадлежу к англиканской церкви, каковая была оставлена мне моим отцом… У меня есть благая цель и милостивый Бог».
Карл повернулся, чтобы сказать несколько слов гротескным фигурам, стоявшим у плахи. По какой-то причине, возможно, из-за забывчивости, вызванной нервным волнением, палач не попросил, как положено, и не получил прощения от своей жертвы. Ни в одном отчете о казни нет никакого указания, что эти слова были произнесены. Король сказал, что он прочтет короткую молитву, а затем подаст ему знак нанести удар. Он также спросил, как ему положить волосы, чтобы они не помешали топору. Затем с помощью Джаксона надел колпак и запихал под него свои волосы.
Джаксон сказал: «Есть еще один этап, хоть и насильственный, и мучительный, но весьма короткий. Вы можете думать, что он быстро перенесет вас очень далеко, он перенесет вас с Земли на Небеса, где вы найдете, к вашей величайшей радости, награду, к которой спешите, – венец славы».
Король ответил: «Я иду из тленного царства в нетленное, туда, где нет волнений, никаких мирских волнений».
Он снял орден Святого Георгия, знаки ордена Подвязки, последние свои драгоценности, и передал их епископу, произнеся одно лишь слово: «Запомните!»
Затем снял с себя камзол и на минуту накинул плащ, чтобы защититься от пронизывающего холода. Посмотрев на плаху, спросил, прочно ли она прикреплена, и снова пожалел, что она такая низкая. Причина того, что плаха была сделана низкой, состояла в том, что так палачу было легче нанести удар, если бы король оказал сопротивление. Палач, естественно, не хотел вдаваться в такие объяснения.
«Она не может быть выше, сир» – вот все, что он сказал.
Король постоял мгновение, подняв руки и глаза к небесам и читая про себя молитву, затем сбросил плащ и лег, положив шею на плаху. Палач наклонился, чтобы убедиться, что волосы не помешают, и Карл, думая, что тот готовится нанести удар, проговорил: «Жди знака». – «Подожду, как угодно вашему величеству», – ответил палач.
Пугающая тишина опустилась на маленькую группку людей на эшафоте, окружавших его солдат и толпу людей. Через несколько секунд король вытянул руки, и палач в это мгновение одним ударом отрубил ему голову.
Семнадцатилетний парень, стоявший далеко в толпе, увидел, как обрушился вниз топор. Он всю жизнь будет помнить звук, который вырвался из толпы: «Такой стон, какого я еще никогда не слышал и не хотел бы больше услышать».
Глава 9
Свобода восстановлена милостью Божьей…
Февраль 1649
I
Сразу после смерти короля два конных отряда, находившиеся на северном и южном концах улицы, двинулись на толпу, которая с поразительной скоростью рассеивалась перед ними, спасаясь от копыт лошадей и укрываясь в боковых улочках и переулках. Через полчаса место казни опустело.
Тем не менее некоторым солдатам охраны и более решительным и проворным зрителям удалось обмакнуть носовые платки в кровь короля или даже соскрести немного земли из-под эшафота или оторвать кусочки промокшей от крови ткани, которой покрыли тело короля. Тело было благоговейно перенесено во дворец, положено в гроб и под руководством Джаксона и Герберта доставлено в комнату для бальзамирования.
Возвращаясь после выполнения этого скорбного поручения, Герберт встретил Ферфакса в Длинной галерее и был поражен, когда лорд-главнокомандующий спросил, «как держался король». Получив ответ, он, «казалось, был сильно удивлен». Пройдя несколько шагов, Герберт увидел Кромвеля, который просто проинформировал
