Казнь короля Карла I. Жертва Великого мятежа: суд над монархом и его смерть. 1647–1649 - Сесили Вероника Веджвуд

пошло не так? Позже распространители слухов и роялисты рассказывали разные зловещие истории. Палач и его помощник, шептались они, отказались убивать короля. Шли лихорадочные поиски двух человек, которые могли занять их места. Был брошен клич добровольцам из полка Хьюсона, и наконец двое солдат, Хьюлетт и Уокер, согласились сделать это в масках. Другие говорили, что Хью Питер в парике и накладной бороде сыграл роль палача, или что это был Джордж Джойс или даже Оливер Кромвель. В недостаточно компетентном французском отчете уверенно утверждалось, что «Ферфакс и Кромвель» лично обезглавили своего короля. Но, по-видимому, не было достаточных причин думать, что «молодой Грегори», как лондонцы называли главного городского палача, отказался выполнять свою работу. Его настоящее имя было Ричард Брэндон, и он унаследовал свое ремесло от своего отца Грегори Брэндона, отсюда и пошло его прозвище. Он жил на Розмари-Лейн рядом с лондонским Тауэром и за последние восемь лет обезглавил графа Страффорда и архиепископа Кентерберийского, сэра Джона Хотэма и его сына и сэра Александра Карью. Он гордился своим умением обращаться с топором, имел точный глаз и твердую руку, и ему никогда не нужно было наносить более одного удара. К тому же плата за такую квалифицированную работу была высока, а за короля – еще выше. Если «молодой Грегори» и нервничал из-за того, что от него сейчас требовалось, – и вряд ли это было не так, – то корысть и гордость за свое мастерство были сильными аргументами в пользу того, чтобы преодолеть свой ужас.

Однако, возможно, что он либо не смог найти себе помощника (палач обычно работал с помощником), либо счел более благоразумным не приводить с собой своего человека. Казнь не была популярна среди простых людей, к которым принадлежал Брэндон. Боясь злых взглядов своих соседей или ножа какого-нибудь роялиста, он, вероятно, поставил условие, что будет работать в маске и с помощником, предоставленным своими работодателями. Это объясняло бы, почему добровольцев искали в полку Хьюсона; один из его военнослужащих мог быть вторым человеком в маске, которые появились на эшафоте чуть позднее в этот день.

За несколько часов до прихода короля в Уайтхолл возникли трудности и среди офицеров, ответственных за всю процедуру. Трое из тех, кому было направлено распоряжение о приведении приговора в исполнение, Хакер, Ханкс и Фейр, должны были подписать ордер на саму казнь, и из-за этого утром 30 января возникла проблема. В то время ее удалось скрыть, но после Реставрации Ханкс, давая показания против своего давнего товарища по оружию, вспомнил эту сцену перебранки…

В маленькой комнате во дворце Уайтхолл Айртон и Харрисон лежат на одной постели, что наводит на мысль о раннем утреннем часе; рядом с дверью стоит стол, на котором лежат ордер и перо и стоит чернильница с чернилами. Кромвель, Хакер, Фейр и Ханкс толпятся в комнате. Их голоса повышаются в споре: Ханкс с не подходящим ему именем Геркулес потерял самообладание. Нет, он не будет подписывать. Кромвель кричит на него: он «упрямец, делающий все наперекор». В дверях появляется полковник Акстелл и говорит: «Полковник Ханкс, мне стыдно за вас: корабль уже входит в гавань, а вы убираете паруса, прежде чем мы встали на якорь?»

Ханкс не подписал ордер и одиннадцать лет спустя стоял, подобострастно словоохотливый, на свидетельской трибуне, в то время как Фрэнсис Хакер слушал его с упрямым смирением, а Дэниэл Акстелл в холодном поту отрицал, что что-то подобное имело место.

Но все это, вероятно, происходило до того, как Хакер пошел в Сент-Джеймсский дворец за королем. К этому времени эшафот уже был готов, солдаты выстроены во всех помещениях, через которые должен был пройти король, зрители толпились в ожидании на улице, у окон, на балконах, даже на крышах – везде, насколько охватывал взгляд. Что-то другое вызвало такую долгую задержку.

Там, в Вестминстере, в палате общин в спешном порядке принимали важный законодательный акт. Очевидно, никто не вспомнил до этого утра, что после смерти короля его сын мог – и, без сомнения, так и произошло бы – быть провозглашен его преемником роялистами или даже пресвитерианцами. Так как лорд-мэр Рейнардсон был, как известно, на стороне короля, вполне реальной была опасность, что нечто в этом роде могло мгновенно произойти даже в Лондоне, даже с каким-то подобием власти. Такое провозглашение могло быть неудобным для армии и палаты общин, которые судили и приговорили короля, но не низложили его, не провозгласили республику и до сих пор не сделали никакого официального заявления о судьбе монархии.

В напряженной тревоге последних дней ни у кого не нашлось времени разработать какой-нибудь план на будущее, и, безусловно, не было времени утром 30 января составлять, представлять и проводить акт, превращающий Англию в республику. Тем не менее какие-то действия должны были быть предприняты, прежде чем голова короля слетит с плеч. Палата общин сделала единственно необходимую вещь: объявила незаконным провозглашение кем-либо нового короля. А чтобы убедиться, что народ, особенно в Лондоне, полностью понял власть нынешнего парламента, члены палаты распорядились немедленно распечатать резолюции, по которым они ранее провозгласили себя истинными представителями народа и, следовательно, источником максимально справедливой власти.

Таким образом, они на самом деле не могли помешать провозглашению короля Карла II, но могли помешать сделать это любым официальным способом, мгновенно арестовать и предъявить иск любому, кто отважился бы на это.

Короткий экстренный законопроект прошел два чтения утром, был поспешно облечен в юридическую форму, когда палата разошлась в полдень, прошел третье чтение и сразу был принят, когда все вернулись на свои места. К тому моменту было уже почти два часа, а король все еще ждал в Уайтхолле.

С целью помочь ему до сих пор предпринимались плохо продуманные усилия. Двое голландских посланников, проведя утро на совещании с шотландскими уполномоченными, решили обратиться к Ферфаксу еще раз. Они застали его в собственном доме на Кинг-стрит, стоявшем в сотне ярдов от эшафота, на котором должен быть казнен король. На этот раз Кромвеля с ним не было. Ферфакс выглядел встревоженным, как обычно, и явно невыспавшимся. Позднее он будет утверждать, что провел большую часть той ночи, совещаясь с теми, кто хотел спасти короля. Они побуждали его выступить за короля и предотвратить его казнь. После долгой борьбы он отверг это предложение, потому что мог только ускорить немедленное кровопролитие; он утверждал, что был готов рискнуть своей жизнью, но не жизнью других людей.

Что-то вроде этого действительно могло происходить той ночью, и Ферфакс, вероятно, проявил мудрость, что не пытался спасти