Предтеча Ленина. В спорах о Нечаеве - Александр Григорьевич Гамбаров
В начале декабря нового стиля мы застаем его в Париже, откуда первое, отсутствующее у нас, письмо свое в Петербург он отправил 5 декабря. В следующем письме, от 6 декабря[73], он определяет цель своего приезда в Париж в следующем мимоходом оброненном замечании: «Начальство считает нужным иметь точные сведения о действиях и намерениях нашей эмиграции».
Впрочем, не имея возможности, по причинам, о которых сказано несколько ниже, «черпать сведения», он попутно занимался, по поручению свыше, другим делом: он «пока» не то разыскивал, не то следил за княгиней Оболенской. Допустимо, что он в этот раз отправился отчасти и специально для розысков Оболенской, но несомненно и то, что главное поручение было – пытаться обрабатывать эмиграцию, пользуясь своими «издательскими связями»[74].
Как «издателю», Роману преимущественно на первых порах приходилось соприкасаться с Ст. Тхоржевским, находившимся в Женеве. Тхоржевский являлся для «издателя Постникова» центром, вокруг которого он должен был, главным образом, вертеться. Хотя его знал и Герцен, тогда еще здравствовавший, но и к нему, как и к Огареву, Бакунину и другим, путь для осторожного агента лежал через Тхоржевского. Почва, на которой Роман мог с ним сходиться, была чисто «деловая», а «делами» своими он больше всего был связан с Тхоржевским. Надо было с ним поговорить об издании очередного тома мемуаров и постараться, между прочим, дополучить кое-какие письма и бумаги покойного князя, а мимоходом, конечно, заговаривать о чем-либо ином.
Будучи в Париже, Роман получил от Тхоржевского дружелюбное письмо, сообщенное в III Отделение в следующей копии:
«5 декабря 1869 г.
20 Route de Carouge, Genève.
Милостивый государь
Николай Васильевич[75].
Пишу вам несколько слов, чтобы известить, что к новому году непременно буду в Париже и привезу вам обещанные вещи, – они послужат вам, как выяснение многого в отношении разных эпох, и не мешают вам приготовлять бумаги к печати. В работе помогает мне Н. П.[76], – идет все медленно, по причинам домашних неприятностей.
Алекс. Иван.[77] уехал из Флоренции, здоровье дочери улучшилось, и вместе путешествуют, к новому году тоже будут в Париже.
У нас холодно, как в России, держусь как могу, – но холод портит все исправленное.
К новому году непременно буду в Париже и лично вас увижу и даже пойдем вместе на бал лучше женевского.
До свидания, остаюсь с уважением и желаю хорошего здоровия
Ваш С.Т. (полная подпись)».
«Р. S. Есть письма, я их приготовил, но боюсь посылать по почте».
«В этом письме, – комментирует его Роман, – я нарочно сам подчеркнул те места, которые укажут вам (Филиппе-усу) еще более, что отношения мои к Тхоржевскому за это короткое 4-х месячное время совершенно интимны».
Бумаги оставались в Петербурге. «Не имея же никаких бумаг Долгорукова, – писал Роман, – я положительно не могу видеться с Тхоржевским». А «дружба с таким господином, как Тхоржевский, – уверяет он своих петербургских патронов, – пользующимся слепым доверием и уважением как польской, так и русской эмиграции, стоит в моих глазах очень высоко». Роман опять ставит ребром вопрос: «Будут ли бумаги напечатаны или нет?», так как пребывание здесь и (возможное) свидание с Тхоржевским без бумаг «становится для меня затруднительным».
Неизвестно, встретился ли Роман в эту свою поездку с Тхоржевским. Есть только сведение, что он виделся с Герценом, съездив для этой цели в Лион. Стремясь сохранить связи со своими «приятелями», Роман поддерживал с ними переписку. Мы указывали уже, что донесения за время текущего пребывания его за границей не сохранились. В его бумагах обнаружились лишь три отдельных подлинных письма к нему А.И. Герцена, С. Тхоржевского и Л. Чернецкого, относящихся к тому периоду. Из письма Тхоржевского видно, что Роман собирался в Лион к Герцену, куда, как он впоследствии писал, и съездил. Из письма Чернецкого видно, что он вел переговоры об издании второго тома Долгоруковских мемуаров. Вот письма А.И. Герцена и С. Тхоржевского.
I. От А.И. Герцена:
«Душевно благодарю вас за ваши добрыя строки. Я еду завтра. Все время провел в страшной тревоге – от болезни моей дочери. Ей лучше. Как только устроюсь в Париже, поставлю за особое удовольствие вас известить.
Усердно кланяюсь
А. Герцен[78].
15 дек. 1869 г.
Н. d. Europa».
II. Oт С. Тхоржевского:
«9-го октября[79].
Милостивый государь
г-н Н. Постников.
Получивши от вас письмо, спешу с ответом. Завтра, вероятно, поеду на дня два тоже в Лион встретиться с А.И. (Герценом), который едет в Париж. Не знаю, когда вы будете, зайду в гостиницу в Лионе, в которой вы жили первый раз и которой адрес у меня. Кажется, в понедельник или вторник буду возвращаться в Женеву. Если вас в Лионе не увижу, а вы будете в Женеве во время моего отсутствия, то обратитесь прямо к Николаю Платоновичу (Огареву) № 43 Route de Carouge. Он будет знать, когда я возвращусь. На всякий случай, когда приеду, зайду в Женеве в Нôtel de la Poshe. Очень приятно будет с вами повидаться, и все обделаем. До свидания, остаюсь с глубоким уважением С. Т.».
3 января 1870 г. (н. с.) Роман покинул Париж и направился в Петербург. Причиной тому послужило какое-то недоразумение между ним и князем Оболенским, который обвинял агента в том, что он его «обобрал». В связи с этим инцидентом испортились отношения к Роману и графа П.А. Шувалова. По возвращении Романа в Петербург, ему много труда стоило оправдать себя и восстановить доверие к себе.
Здесь, в Петербурге, мысль Романа продолжает работать в одном и том же направлении. Мысль о печатании II тома его неотступно преследует. Логичные доводы его не убеждают, однако, начальство в целесообразности печатания некоторых бумаг. Оно не прочь использовать в должной мере его звание «издателя», но выдать бумаги и обратить Романа в фактического издателя оно пока не решается. Предупреждения его о том, что отказ от напечатания второго
