Николай Островский - Раиса Порфирьевна Островская
— До свидания, Николай Алексеевич! Желаем большой удачи и плодотворной работы!
В дороге Николаю читали художественную литературу, иногда заводили патефон, ставили любимые пластинки, хором подпевали. И даже танцевали. По предложению Николая выпустили стенную газету «В Москву!», Проводница М. Д. Кильдишова рассказывала, как ее удивило, что Николай Алексеевич принимал участие в общем веселье, приглашал и их, проводниц, повеселиться вместе:
— Мы с удовольствием приняли приглашение Николая Алексеевича, пели, танцевали и даже написали заметку в газету.
На станциях, где останавливался поезд, Островского цветами встречали делегации комсомольцев и пионеров. В Ростове повидать Островского на вокзал пришли писатели во главе с Шолоховым-Синявским. А в Харькове вагон атаковали студенты университета имени Артема во главе с братом Островского Дмитрием, тоже студентом.
Все это я узнала позже, когда Николай приехал в Москву. В эти дни по заданию Бауманского райкома партии я работала в «тройке» по проверке партийных документов. Трудно мне было вырваться. Но товарищи пошли навстречу, отпустили. И вот я с И. П. Феденевым, А. А. Караваевой и И. А. Гориной поехала встречать Николая. Караваева и Горина отправились в Серпухов, мы же с Феденевым решили ждать поезда в Подольске: из-за больных ног Иннокентий Павлович не рискнул ехать в Серпухов по такому холоду, а я не могла его оставить.
…Ночь. Мороз. Пути занесены снегом. Скользко. Поезд опаздывает. На станции не могут толком сказать, когда он прибудет. Приходится выбегать к каждому прибывающему составу. Много раз возвращались разочарованные. Наконец «наш» поезд. Врываемся в вагон. Но… врач сразу, с холода, к Островскому не пускает. Пришлось предварительно обогреваться. Ожило купе Николая: шутки, смех, разговоры… Незаметно прошли оставшиеся километры.
И только перед самой Москвой, когда на минутку мы остались одни, я узнала, что почти всю дорогу Николая мучили боли в пояснице: проходили камни. Чтобы не огорчать окружающих, он скрыл боли. Лишь врач Михаил Карлович знал, какие муки переживает больной в это время.
Я наклонилась, чтобы поцеловать Николая.
Он шепнул:
— Возьми под подушкой бумажник, открой и достань из карманчика документ.
Я развернула бумажку. Читаю: «Свидетельство о браке». Удивилась:
— Зачем оно?!
— На всякий случай… Я попросил в загсе две копии. Одну для тебя.
Я поблагодарила. Тогда мне все это казалось ненужным, неважным. Я ведь свое свидетельство даже и не хранила: в голову не пришло. Хорошо, что не сказала ему это.
Только когда он умер, я поняла, о чем он думал в тот час.
И вот Москва. На вокзале, среди многих встречающих — работники Моссовета, занимавшиеся ремонтом и меблировкой квартиры. Выяснилось, что квартира не готова. Предложили Островскому несколько дней пожить в гостинице.
— Мне трудно зимой лишний раз переезжать. Если можно, поставьте вагон в тупик, я поживу в нем.
Вагон перегнали в санитарный тупик. Появился новый адрес: «Курская дорога. Вагон Н. А. Островского».
Сюда провели телефон, установили радио.
Снова началась московская жизнь. Это было И декабря 1935 года.
На новую свою квартиру Николай Островский приехал 14 декабря. Вечером попросил рассказать, как расположены комнаты, как меблированы. Это не было простое любопытство. Он непременно должен был все представить себе зрительно. И вот по нашим рассказам он «побывал» во всех комнатах. Особенно его интересовал рабочий кабинет. Тут нельзя было упустить ничего. Все до мелочей он должен был знать, чтобы любой человек по его просьбе мог найти нужную книгу, нужный документ.
В комнате — самое необходимое: кровать, письменный стол — для работы секретарей, радиоприемник, книжный шкаф, диван, два кресла — для гостей. И главное, телефон.
Единственное, чего не хватало и что вскоре было приобретено, — это пианино. Без музыки он не мог…
Несколько дней Николай Островский отдыхал. За это время надо было найти секретаря, так как А. П. Лазарева осталась в Сочи. Помог Г. И. Петровский. Он поручил своему секретарю договориться в Украинском постпредстве, чтобы оттуда отпускали в дневные часы машинистку А. А. Зыбину на работу к Островскому. Так и было сделано.
Теперь надо было связаться с организациями, которые могли дать необходимую литературу. Сделали и это. И вот с января 1936 года Островский продолжил работу над романом «Рожденные бурей».
Из Московской областной библиотеки, из библиотеки Наркомата обороны, из научного кабинета главной редакции истории гражданской войны ему доставляли материалы и документы, относящиеся к эпохе гражданской войны. Он тщательно изучал их, по его заданию мы делали в книгах пометки, к которым он собирался возвращаться во время записи романа.
Какие же книги читал он?
Еще в Сочи Островский прочел книги по списку, который сохранился:
«1. Н. Е. Кокурин и В. А. Меликов, Война с белополяками. Госвоениздат, 1925.
2. «Гражданская война 1918–1921 гг.». Оперативно-стратегический очерк. ГИЗ. Отдел военной литературы, 1930.
3. Влад. Меликов, Марна — Висла — Смирна. Государственное издательство, 1928.
4. «Операция на Висле в польском освещении». Перевод с польского под редакцией Будкевича»[33].
Пользовался Островский книгой «История КП (б) У в материалах и документах», выпуск второй: 1917–1921 гг. Эта книга была прислана Островскому по распоряжению Г. И. Петровского.
В Москве он прочел книгу Пилсудского «1920 год» и книгу подполковника польской армии Артишевского «Острог — Дубно — Броды».
Особенно тщательно проработал следующие издания: «Предательская роль ППС в польско-советской войне», Издательство Военно-политической академии, 1931; «Франция и Польша» Рене Мартеля; «Красная книга». Сборник Наркоминдела о советско-польских отношениях 1918–1920 годов[34].
Рабочий день Островского начинался рано. Прежде всего он прослушивал последние известия. Во время завтрака ему читали газеты, журналы (он получал 14 газет и 24 журнала) и многочисленные, ежедневно приходившие письма читателей.
К началу работы он был уже умыт, причесан, тщательно выбрит и одет (зимой — в своей любимой гимнастерке). Ни одна минута не пропадала даром.
С девяти часов начиналась литературная работа. Пока не было секретаря (А. А. Зыбина приходила к 12 часам), помогали родные: «добровольные секретари», как он нас называл. Читали ему архивные документы, газеты «Правда» и «Известия» за 1918–1920 годы. Сначала прочитывались только заголовки, и Островский отбирал нужное. Отмеченные выдержки переписывались на машинке и складывались в папку с надписью: «Выжимки». Записывалось лишь самое основное, так как необыкновенная память Островского сохраняла многое из прочитанного.
В длинные зимние вечера и ночи, когда затихала жизнь на московских улицах и дом погружался в сон, Островский продумывал и шлифовал эпизоды романа, чтобы утром диктовать готовые. Все это было непросто. Островский не мог сам фиксировать складывающийся в голове текст, как делают это все
