Овидий Горчаков - Вызываем огонь на себя

— Ну, придумай что-нибудь, Аня! Анечка! — опять плакала Люся. — Ведь муж он мне, отец ребенка… Если дочь у нас будет, он наказал ее назвать Аней…

Люся ушла, рыдая. Над поселком, покрывая гул моторов на аэродроме, разнесся заунывный и однотонный гудок немецкого паровоза. Застучали в рельс — звали рабочих на обед.

Скрипнула огородная калитка. Аня подняла голову и обмерла. Евдокия Федотьевна выронила стопку белья из рук.

— Ян! — прошептала Аня.

Ян Большой проскользнул во двор с огорода. Он был весь в пыли и грязи, пальцы рук разодраны в кровь, штаны висят клочьями.

— Вечер добрый, панна Аня! Вот и я… — Он тяжело дышал, — Удрал. Деру дали. Под проволокой пролезли… Договорились, что соберемся в Сердечкино, у Иванютиной…

Путая русские слова с польскими, Ян объяснил, что по приказу коменданта, которому не хватало рабочих рук, арестованных поляков погнали под конвоем на работу. Тут Ян Большой, Стефан и Вацек и бежали.

У Ани подкосились ноги. Она скорее упала, чем села на табуретку, провела мокрыми руками по лицу, глядя огромными глазами на Яна Большого…

На крыльцо выбежала Маша, сестренка Ани. Она со страхом и сочувствием глядела на Яна.

— Да что же это я! Скорей! — встрепенулась Аня. Не вытирая рук, она потащила Яна к калитке. — Нет! Здесь опасно. Да сними ты повязку с рукава — за немца сойдешь! Нет! Вот что, Маша!… — сказала она Маше. — Скорей дай сюда папино пальто и фуражку! Задами к Сенчилиным!…

— Честь имею! — с натянутой улыбкой козырнул капрал онемевшей Евдокии Федотьевна, надев фуражку ее мужа.

…Когда в дом Морозовых с огорода, идя по следам Яна Большого, ворвались гестаповцы с собаками, Евдокия Федотьевна уже достирывала белье непослушными, ослабевшими руками.

— Не знаю, здесь ли тот, кого вы ищете, — с деланным спокойствием отвечала она на расспросы немцев. — Дверь все время была открыта. Посмотрите на чердаке, не залез ли туда, — добавила она, чтобы выиграть время и сбить немцев со следа. И, бросив взгляд на принюхивавшуюся ищейку, тут же, будто нечаянно, опрокинула ведро с горячей водой.

— Все убежали? — спрашивала Аня, быстро ведя Яна Большого по задворкам. — И Маньковский тоже?

Зная, что Ян Маленький был в одной камере с друзьями, она была почему-то уверена, что и он бежал из тюрьмы.

— Янек отказался бежать с нами, — отвечал запыхавшийся Ян Большой, — Может, он и прав. «Если я убегу, говорит, арестуют всех Сенчилиных, арестуют Люсю, а ведь она слабее меня, ребенка ждет — вдруг не выдержит пыток? А Эмма?…» Про Эдика он не знает… Остался в тюрьме. Я старался его уговорить. «В герои, говорю, решил записаться?» А Ян отвечает: «Что ты! Просто хочу слопать на ужин ваши порции баланды!» Ян настоящий парень, Аня!…

Помолчав, Ян проговорил:

— В тюрьме мы слышали два выбуха… два взрыва… Неужели вы смогли?…

— Да, Ян. Это Ваня Алдюхов взорвал бензозаправщик и маслозаправщик!

Аня вывела Яна Большого к железной дороге. По путям медленно катил немецкий паровоз серии «54», приземистый и длинный. Он тащил за собой длинный эшелон с немецкими солдатами в камуфлированных товарных вагонах. Аня и Ян проворно перебрались под вагонами на другую сторону, огляделись. К станции, спиной к ним, понуро шли русские паровозники с противогазными сумками, заменявшими им дорожные мешки. За ними брел «филька», косолапый немец-железнодорожник с винтовкой, — такие «фильки» неотлучно сопровождали русские паровозные бригады. Не успели Аня и Ян проскочить через пути, как у вагонов показались гестаповцы с солдатами.

Вскоре Аня постучала в окно дома Сенчилиных. На крыльцо вышла Люся. Она всплеснула руками, увидев Яна Большого.

— А мой Ян? — вырвалось у нее.

— Люся! — сказала Аня. — Вопросы потом. Яну надо переодеться. Спрячь его хорошенько. Пусть переночует у вас.

Это было в субботу. Всю ночь рыскали по поселку гестаповцы и полицаи, но у Сенчилиных обыска почему-то не было. Наутро, в воскресенье, немцы оцепили базарную площадь, устроили облаву, набили арестованными целый грузовик. Пришли с обыском и в дом Сенчилиных, но к этому времени Аня переправила Яна Большого в Сердечкино, к Марии Иванютиной. На чердаке ее дома Ян Большой встретился со Стефаном. Они молча и крепко, до хруста, пожали друг другу руки. Никто не знал, куда девался Вацлав. Ночью их отвел в лес партизанский разведчик Сергей Корпусов.

…Когда немцы стали обыскивать комнату Морозовых, Евдокия Федотьевна села у корыта и так и просидела, оцепенев, пока поздно ночью не вернулась Аня. Аня уложила спать мать и сестренок, но сама спать не могла.

Она понимала: теперь гитлеровцы обрушатся на Яна Маньковского.

Утром Аня послала свою сестру, пятнадцатилетнюю Таню, на свидание к Маньковскому, к тюремному окну.

— Ян Маленький готовится к третьему — самому страшному допросу! — доложила Таня.

Ян просил передать Ане, чтобы она не беспокоилась, что он выдержит любые пытки, — он уже почти не чувствует их. Ее имя и имена других подпольщиков он никогда не раскроет.

После обеда Аня зашла в казино к Тане Васенковой. Но и Таня ничего не знала о судьбе Вацлава.

По распоряжению Вернера всем постам на границах «мертвой зоны» было приказано по телефону задержать беглецов. Подробно указывались их особые приметы в описании баулейтера. Вацлав Мессьяш дошел до деревни Ромаши. Там его задержали немцы-прожектористы. Через час он опять сидел в сещинской тюрьме, однако на этот раз не с Яном Маленьким, а в другой камере. Вскоре его вызвали на допрос к Вернеру.

Гауптштурмфюрер допрашивал его два часа. Шарфюрер СС тут же выстукивал вопросы Вернера и ответы Мессьяша на «Ундервуде».

— Герр гауптштурмфюрер! — с виноватым, убитым видом заявил по-немецки Вацлав. — Я все скажу, во всем признаюсь. И надеюсь, что мое чистосердечное показание облегчит мою участь. Во всем виноваты Ян Тыма и Стефан Горкевич. Они побежали, и я побежал. Я боялся допросов, боялся тюрьмы, куда я попал безвинно…

— Ты хотел убежать к партизанам?

— Нет, что вы! Эти звери сразу расстреляли бы меня! Рухнула моя карьера, а видит Бог, что я работал за троих, — спросите баулейтера. Я решил, что мне ничего не осталось, как пробираться домой в Польшу.

— Ты смеешь уверять, что ничего не знаешь о взрывах.

— Видит Бог…

Вернер нажал звонок. Распахнулась дверь. В комнату вошло двое дюжих тюремщиков с резиновыми палками в руках.

ВЕНДЕЛИН В РОТЕ СМЕРТИ

Самый трудный путь в лес пал на долю Венделина Роблички. Долгое время Аня горевала, считая, что Верный погиб, и говорила самым близким людям, что именно она виновата в его гибели. А случилось вот что…