Любовная лирика Мандельштама. Единство, эволюция, адресаты - Олег Андершанович Лекманов
Поэтому в начале пятой строфы лирический субъект признается, что не может видеть «берега серо-зеленые» (эмблематическое воплощение разлуки), а в финале стихотворение закольцовывается. Если в первой строфе описывалась гроза и упоминались «откосы», в последней строфе ливень уподобляется «умалишенным косарям», а дуга радуги – косе в руках косаря. Сходным образом в мандельштамовском стихотворении «Зашумела, задрожала…» 1932 года ливень представал пастухом с плеткой: «И расхаживает ливень / С длинной плеткой ручьевой»494. В словосочетании «косари умалишенные», завершающем стихотворение, по-видимому, обыгрываются устойчивые выражения «косой дождь» и «безумная гроза».
Глядя на датировку этого стихотворения, трудно не вспомнить о факте, который Мандельштаму был неизвестен. 2 июля 1937 года датируется составленная кумиром Еликониды Поповой резолюция Политбюро ЦК ВКП(б) «Об антисоветских элементах», положившая начало Большому террору в стране. Жертвой Большого террора в итоге стал и автор стихотворения «На откосы, Волга, хлынь, Волга, хлынь…».
3
Четвертого июля, которым датировано стихотворение «На откосы, Волга, хлынь, Волга, хлынь…», Мандельштам начал работу над еще одним стихотворением, обращенным к Еликониде Поповой, – «Стансами». Завершено оно было на следующий день – 5 июля 1937 года:
Необходимо сердцу биться —
Входить в поля, врастать в леса.
Вот «Правды» первая страница,
Вот с приговором полоса.
Дорога к Сталину – не сказка,
Но только – жизнь без укоризн:
Футбол – для молодого баска,
Мадрида пламенная жизнь.
Москва повторится в Париже,
Дозреют новые плоды,
Но я скажу о том, что ближе,
Нужнее хлеба и воды, —
О том, как вырвалось однажды:
– Я не отдам его! – и с ним,
С тобой, дитя высокой жажды,
И мы его обороним,
Непобедимого, прямого,
С могучим смехом в грозный час,
Находкой выхода прямого
Ошеломляющего нас.
И ты прорвешься, может статься,
Сквозь чащу прозвищ и имен
И будешь сталинкою зваться
У самых будущих времен.
Но это ощущенье сдвига,
Происходящего в веках,
И эта сталинская книга
В горячих солнечных руках, —
Да, мне понятно превосходство
И сила женщины – ее
Сознанье, нежность и сиротство
К событьям рвутся – в бытие.
Она и шутит величаво,
И говорит, прощая боль,
И голубая нитка славы
В ее волос пробралась смоль.
И материнская забота
Ее понятна мне – о том,
Чтоб ладилась моя работа
И крепла – на борьбу с врагом495.
Начальные строфы этого стихотворения густо насыщены репортажными, остроактуальными для советского лета 1937 года мотивами.
Комментаторами уже замечено, что в строке «Вот с приговором полоса» из зачина «Стансов» подразумевается номер «Правды» от 12 июня 1937 года. На первой странице этого номера газеты большими буквами сообщалось о смертном приговоре по делу Тухачевского, Уборевича, Якира и других крупных советских военачальников:
Вчера Верховный суд Союза ССР приговорил к расстрелу восемь шпионов, находившихся на службе у военной разведки одного из иностранных государств. Разгром военно-шпионского ядра – признак силы великого Советского государства и большой удар по поджигателям войны и их планам расчленения СССР и восстановления власти помещиков и капиталистов496.
В двух заключительных строках второй строфы «Стансов» (как тоже отмечалось комментаторами) речь идет о сборной команде Страны басков, в которой было восемь бойцов-республиканцев. Сборная приехала в Москву 16 июня 1937 года497. Она провела с ведущими московскими и ленинградскими футбольными командами несколько матчей; 5 июля, то есть в тот день, каким датированы мандельштамовские «Стансы», состоялся матч сборной Страны басков с московским «Динамо», о чем «Правда» поместила специальную заметку498.
В третьей строфе специального комментария требует не очень понятная первая строка: «Москва повто́рится в Париже». Эта загадка отгадывается просто и предельно конкретно: подразумевается вовсе не грядущая мировая революция, как может показаться без чтения прессы соответствующего периода, а советский павильон на международной выставке «Искусство и техника в современной жизни», открывшейся в Париже 31 мая 1937 года. 1 июля павильон посетил Ромен Роллан, о чем «Правда» бравурно писала в номерах от 2‑го и 3‑го числа499. Приведем и фрагмент из репортажа И. Маньэна, напечатанного в «Правде» 1 июля. В этом репортаже особое внимание было уделено скульптуре Веры Мухиной «Рабочий и колхозница», изготовленной специально для советского павильона парижской выставки:
По общему мнению, СССР оказался на высоте науки и цивилизации. Советский павильон, находящийся у входа на большую трассу Трокадеро, приковывает внимание посетителей монументальной группой, возвышающейся над ним. Группа в радостном порыве стремится вперед500.
В третьей строфе содержится и намек, предназначенный специально для Еликониды Поповой и предваряющий ее появление в стихотворении. Название «Новые плоды» (сравните в «Стансах»: «Дозреют новые плоды») носила составленная Поповой и Яхонтовым монтажная композиция, воспевавшая Мичурина и Циолковского.
В четвертой строфе наконец появляется лирическая героиня, причем с ней сразу же связывается еще один газетный, актуальный для текущего момента мотив. В последней строке четвертой строфы («И мы его обороним») подразумевается опять же не абстрактная коллективная защита Сталина от гипотетических врагов, а вполне конкретная акция, лично Сталиным инициированная: 2 июля 1937 года «Правда» напечатала правительственное постановление «О выпуске „Займа Укрепления Обороны Союза ССР“»501, которое затем в течение нескольких дней обсуждалось и восхвалялось на страницах всех советских газет. В частности, 4 июля «Правда» опубликовала большую подборку материалов «Подписка на заем развертывается по всей стране»502.
В отличие от стихотворений «С примесью ворона голуби…» и «На откосы, Волга, хлынь, Волга, хлынь…», «Стансы» подробного портрета адресата не содержат. Упоминаются только «солнечные руки» возлюбленной и «голубая нитка славы» (то есть седина), которая «в ее волос пробралась смоль». Еликонида Попова играет в стихотворении ровно ту роль, которую она сама себе во взаимоотношениях
