Мы-Погодаевские - Михаил Константинович Зарубин
Рядом дом Анисимовых — огромный, красивый, с высоким крыльцом. Большая семья, но главное, здесь жил еще один Вовка, тоже мой приятель. Умел организовывать нас на какое-нибудь дело — не всегда доброе. Мы и дрались с ним — было дело, одинаково побеждая и проигрывая. Кто кого — это выходило по-разному. А в целом, по моему, складывалась ничья. Как я завидовал ему, у него была защита — это братья, а у меня две сестры, две девчонки, которым никогда не решать мужских проблем.
По воскресным дням к Анисимовым из Нижне-Илимска приезжала в гости родственница — мастерица парикмахерского дела и подстригала всю семью. трудилась обычно на полянке перед домом, что стоял над рекой. За работой наблюдали десятки любопытных. Удавалось подстричься и кому-то из нас.
Через дом от Анисимовых обретались мои друзья — братья Гошка Замаратский и Вовка Устюжин. Ребята погодки, фамилии разные из-за отцов. У Гошки была кличка Руся, у Вовки — Уся. Почему, их так называли никто не задумывался. Многие друзья детства так и остались в памяти по кличке, а имя вылетело навсегда. С Русей и Усей я учился с первого по седьмой класс. Вместе трудились на сенокосе, ходили на ночное, за грибами и ягодами. Вообще были неразлучны. Братья не числились ребячьими лидерами, но их уважали за честность. Они брали сторону тех, кого считали правым. Конечно, правоту определяли сами, она у них как-то совпадала чаще всего с мнение большинства.
А посередине стоял большой дом, жили Погодаевы, (в нашей деревне имелись три семьи с фамилией Погодаевы — скорее всего, потомков основателей).
В этом же доме жил Гошка Погодаев, еще один мой приятель, друг — постарше меня, годков на шесть. Он — главный гармонист деревни. Ни один праздник, ни одна свадьба, гулянка, не обходилась без Гошки. Я и сейчас слышу звуки его гармони — играл он бесподобно, мог подобрать аккорды к любой песне, и сам пел неплохо. Танцы без его гармони нельзя было представить. Девчонки висли на нем гроздями. А он, улыбаясь, растягивал меха и играл завораживающе. Многие ребята завидовали Гошке, учились у него, стараясь подражать, у некоторых даже похоже получалось, но как у Гошки никогда.
Почти рядом с нашим домом жили Белобородовы — дружная семья. Старший Леонид — механик от Бога. Собрал сам полуторку (грузовичек тех лет полторы тонны грузоподъемности), один. Из чего собрал — так никто и не понял. Но носилась она отменно по полевым дорогам. Помню, как деревенские, стоя на кузове пели песни, а позади машины стелился огромный шлейф пыли.
Младший — Виталька Белобородов — был мой ровесник. Невысокий и довольно хилый парнишка, тянулся ко мне. Дружбы особой не было, но мы играли всегда. Верховодил тут я. Он никогда не спорил со мной, обычно молчал, но на авантюры — вроде залезть в чужой огород, или украсть с колхозного поля горох — не решался. А ведь только в рисковых делах закаляется дружба, считалось у нас.
Я вижу моих деревенских сверстников. Ваньку Качина с сестренкой. Машку Перетолчину — обычно мы звали ее Муха, она за это злилась на нас до слез и била своими кулачками по нашим спинам. Вижу Гальку Погодаеву, Володьку Петухова…Всех. Не все, конечно, оставили одинаковый след в памяти, но все со мной.
А вот наш Илим…Сейчас он известен всему миру. К годы же моего детства — лишь в пределах наших таежных деревень по берегам.
Но, прежде всего, для меня это лучшее место, где прошло мое детство. Сразу после весеннего ледохода, как только успокаивалась вода и становилась теплее, мы купались до пупырышек на теле — почему-то это у нас называлось «продавать дрожжи». Чтобы согреться бежали на большую площадку, сделанную из плах у колхозного амбара (на ней осенью сушили зерно), и согревались на солнце. Нас тянула вода, словно магнит, а дно Илима знали, как свой огород. Знали где плыть, где встать, где нырять. Я не помню рядом взрослых, мы старались обходиться без их присутствия. Из-за этого и беды случались, но о них рассказ после.
Илим — это река трудяга. Первые русские, осваивавшие Сибирь, шли по Ангаре и Илиму. Это река — дорога. Летом лодки, баржи и катера шли по нему вверх и вниз. А зимой он превращался в широкую и ровную сухопутную дорогу. Ее очищали от снега, лошади, машины от деревни к деревне возили товары, людей и всякий прочий груз.
Илим — это река кормилица. Летом каждое утро, рано поднимаясь, иногда с маминой помощью, я бежал к реке, садился в лодку и плыл к поставленным с вечера, «мордам» — это такие ивовые устройства для ловли рыбы. Они стояла на реке напротив каждого дома. Места на то всем хватало. Единственно — чтобы не перепутать, поплавки были разные.
В основном попадались ельцы и сорога. (Здесь на западе сорогу зовут плотвой). Иногда — ерши и мокчоны, но они безжалостно выбрасывались, мороки с ними много. Правда из ершей уха получалась отличная, но на это нужно было время и вдохновение.
Ельцы и сорогу, чистил, и мама тут же зажаривала добычу на сковороде, заливая яйцами. Все покрывалось хрустящей вкусной корочкой. Это был завтрак, который запивался парным молоком. Я до сих пор ощущаю вкус этого необыкновенного блюда. Но сколько не пробовал сейчас его сотворить — не получается. Чтобы получилось, нужен наш Илим, нужен тот воздух, нужна мама. Река, тайга давали жизнь деревням. И в этой жизни рождались люди, которыми мы можем гордится.
Михали Кузьмич Янгель, отправлявший в первые полеты космические корабли, родился недалеко от Погодаевой, в деревне Зырянове. Это копия нашей деревни и я уверен детство его было примерно такое же, как у нас.
Николай Иннокентьевич Черных — Герой Советского Союза, получивший это звание в январские дни 1944 года, из деревни Игнатьевой, что в трех километрах от Нижне-Илимска.
Илимская природа помогала раскрыться таланту писателя, художника, режиссера Георгия Иннокентьевича Замаратского. Она коснулась своей красотой и Юрия Егоровича Черных, писателя, жившего и учившегося в Нижне-Илимске.
Чтобы вспомнить всех, кто прославил
