Томас С. Элиот. Поэт Чистилища - Сергей Владимирович Соловьев
В конце 1919 г. «Hogarth Press» опубликовал тиражом 175 экземпляров поэму «Paris»[333] («Париж») Хоуп Мирлис (1887–1978). Читал ли ее Элиот, точно не известно. По словам М. Суонвика, автора биографии Мирлис, «несмотря на ее долгую и прочную дружбу с Т. С. Элиотом, она никогда не написала продолжения»[334]. Дружба эта еще была в будущем, но Элиот вполне мог ознакомиться с поэмой благодаря своим контактам с издательством.
В. Вулф писала о Мирлис: «Она знает греческий и русский лучше, чем я французский; она любимая ученица Джейн Харрисон и написала очень темную, непристойную и блестящую поэму, которую мы собираемся печатать»[335].
Харрисон, единственная в то время женщина-профессор Оксфордского университета, была выдающимся специалистом по древнегреческой культуре и мифологии. Элиот не раз упоминал ее в рецензиях и переписке. Русский она знала тоже и вместе с Мирлис выполнила ряд переводов. В порядке своеобразной литературной игры они помечали свои переводы (и письма) «знаком медведя». В 1926 году они выпустили «Книгу Медведя» – 21 рассказ о медведях (переводы с русского произведений Пушкина, Толстого, Ремизова и других русских писателей)[336]. Была ли тут какая связь с «circuit of shuddering Bear», [полярным] кругом дрожащей [Большой] Медведицы в «Геронтионе»?
М. Суонвик называет поэму Мирлис «агрессивно модернистской». Вот ее начало:
I want a holophrase
ZIG-ZAG
NORD-SUD.
Первую строку можно перевести как «я хочу все охватить единой фразой». Дальше читатель (вместе с автором) спускается в парижское метро и пересекает Париж с севера на юг, с «запинками», так как дело происходит во время забастовки.
На первой же странице мелькают «чернофигурные вазы из этрусских могил», «алая женщина» выкрикивает рекламу BYRRH, оглушая святого Иоанна на Патмосе, лягушки из Аристофана квакают «бре-ке-ке-ке-кекс-кекс».
«Нимфы безвредны, к их укусам у парижан иммунитет».
«Золотая молодежь сикамор».
«Президент Вильсон улыбается как пес и бегает по городу, обнюхивая метки, оставленные Гаргантюа».
«Погиб на поле чести. Плачут маленькие вдовы».
Поэма снабжена примечаниями в конце, подобно TWL Элиота.
Современность, мифология, символы различных культур и религий сплетаются в ней в единое целое – как в «Улиссе», TWL, «Cantos» Паунда. Но тональность более светлая и насмешливая, без меланхолии и сарказма. Заканчивается поэма строчкой на французском: «Je vous salue, Paris, plein de grace», – «Приветствую вас, Париж, исполненный благодати».
На поэму обратили внимание критики.
В то же время «Ovid Press» Родкера тиражом 200 экземпляров выпустило поэму Паунда «Hugh Selwyn Moberley»[337]. У нее тоже множество перекличек с TWL. Сюжет Паунда – намеченная пунктиром биография «невеликого поэта» Хью Селвина Моберли, который «исчез из памяти людей на l’an trentiesme de son eage[338]; но к короне Муз не добавилось ничего».
«Siena mi fe, disfecemi Maremma»[339] – у Паунда это заголовок одной из частей. У Элиота та же строчка Данте («Чистилище», V. 133) цитируется в примечаниях к TWL. Мелькает (как у Элиота) имя Гераклита. Вспоминается недавняя война: «Здесь погибли мириады… ради груд разбитых статуй, ради нескольких тысяч затертых книг…» У Паунда деревенеет Дафна – у Элиота Филомела превращается в соловья.
В том, что касается мифа, традиции и современности, Джойс и Элиот, Паунд и Мирлис играют в одну и ту же игру. В том числе и друг с другом. Сотрудничество Элиота и Паунда хорошо документированно. О том, что Элиот «принимал во внимание» поэму Мирлис, можно только догадываться – но подтверждением выглядят многие параллельные места в TWL и в «Paris». Джойс влиял на них всех.
13
Весной 1921 года Элиот наконец всерьез взялся за TWL. Толчком послужила короткая поездка в Париж перед Рождеством. Элиот останавливался в пансионе Казобон, том самом, где жил в 1911-м. Старая чета Казобон умерла, пансионом владел их внук. «Если бы теперь я не встретил здесь столько новых людей, Париж, с моими довоенными воспоминаниями, показался бы мне пустыней», – писал он матери. Вивьен Элиот привез из Парижа небольшую картину Рауля Дюфи.
Со стороны здоровья этот год не принес ничего нового. Вивьен часто болела, отчасти причины могли быть психологическими. В ее жизни хватало подводных течений, в начале января она приобрела и анонимно послала своему бывшему жениху Ч. Баклу книгу стихов Элиота[340].
В марте Вивьен попала в лечебницу с диагнозом «полиневрит». Лечение стоило дорого. В апреле ей стало лучше и она вернулась домой. Элиот снял на месяц коттедж на побережье, куда она перебралась в мае.
Поэма, прославившая Элиота, писалась урывками. Ее лихорадочная обрывочность как нельзя лучше соответствовала духу времени.
Первоначально, как уже говорилось, она называлась «Он читает полицейскую хронику на разные голоса». Седьмого февраля У. Льюис писал C. Шиффу, что Элиот показывал ему поэму «в новом стиле», где насчитывалось четыре части. В. Вулф цитировала в дневнике (22 марта) разговор с Элиотом: «У нас получается не так хорошо, как у Китса, – заметила я. – Так ведь, – ответил он, – …мы пытаемся решать более трудные задачи»[341]. В письме Дж. Куинну (9 мая) он упоминал о «длинной поэме», которую он обдумал и частично перенес на бумагу.
Десятого июня, однако, в Англию приехали мать Элиота, его сестра Мэриэн и брат Генри. Элиот с нетерпением ждал их еще с прошлого года. «Я хочу, чтобы она провела здесь летние каникулы вместо Бостона», – писал он брату в феврале 1920-го[342]. Первая за шесть лет семейная встреча!
Он не был вполне уверен, что его мать захочет видеть Вивьен. В свою очередь Вивьен считала (как вспоминал О. Ситуэлл), что Шарлотта Элиот намеренно ограничивала денежную помощь их семье. Люси Тэйер, подруга Вивьен, понимая опасность «кризиса», предложила Тому и Вивьен на время воспользоваться ее собственной квартирой (по адресу 12 Wigmore street). Они переехали туда вместе со своей кошкой, которая «очень хорошо ловила мышей». Мать и сестра Элиота поселились в квартире на 9 Clarence Gate Gardens (там осталась также служанка Эллен Келлонд), а Генри присоединился к Тому на Уигмор-стрит.
Но в целом встреча прошла гораздо лучше всех ожиданий. По словам того же Ситуэлла, «когда мы встретили старую миссис Элиот, трудно было подумать о ней хоть что-то плохое, она казалась морально требовательной, прямолинейной, признающей обычные условности, но доброй леди»[343]. Вивьен тоже приложила все усилия, чтобы выглядеть гостеприимной хозяйкой.
