Таежный тупик. История семьи староверов Лыковых - Василий Михайлович Песков
– За чё же его убили? Такой молодой и красивый…
Как ответить на этот вопрос, если и сами ответа мы не имели. Может, президент что-нибудь прояснит?
Агафья глядела на президента, забыв о греховности телевидения. Когда говорить он окончил, Агафья повернулась к нам, всем видом показывая: не поняла…
Московская трагедия ее не очень задела. Рассеянно послушав наш «перевод» для нее президентской речи, заговорила о болезнях, подтверждая в который раз: ни о чем другом люди не говорят так охотно, как о своих хворях. Но интересно было послушать, как ловко сыплет Агафья словами: бисептол, анальгин, скипидар, финалгон…
Пока Николай Николаевич передавал телеграмму родственникам Агафьи в деревеньку с названием Килинск, я предложил охающей таежнице сделать массаж спины. Согласилась. Сняла вязаную фуфайку, оставшись лишь в черном своем сарафане.
И вытерпела, лишь тихо постанывая, не очень умело отпущенную процедуру.
Хозяйка дома, зная особый подход Агафьи к еде, принесла яйца, яблоки и конфеты. Все пришлось ко двору. Только мелкая белая соль была забракована. Агафья достала свою – крупную серую в тряпочке. А назавтра договорились о «непоротой» (непотрошеной) рыбе. «И чтоб вода была с Абакана…» Для воды Агафья достала из мешка закопченный бидончик с проволочной ручкой.
Постель для таежницы с белоснежными простынями приготовили на широком диване. Расспросив, как зажигается свет, и помолившись, она улеглась, не снимая платка и бывалого черного сарафана.
Утром сказала, что почти не спала. Опять стала подробно рассказывать о болезнях. Мы съездили за врачом.
Забавно было слышать диалог знатного абаканского невропатолога Бориса Леонтьевича Мутна и упрямой наследницы старой веры. Доктор задает вопрос и ожидает ответа. А Агафья выкладывает ему свое толкование болезни, называет лекарства и даже говорит, сколько их надо.
– Ну что же, придется лечь подлечиться, – подытожил беседу невропатолог.
После обеда мы привезли Агафью в больницу. По первому посещению тут многие ее знали. И она знала уже процедуру приемных покоев. Сдала свою «лопатинку» (одежку) и облачилась в больничный халат. Стали заполнять карточку. Фамилия, имя, отчество. Республика Хакасия, район – Таштыпский, селение…
– Селения нет. Сделайте прочерк, – сказал Николай Николаевич.
– Какой такой прочерк, – энергично вмешалась Агафья, – селение есть: Таежный Тупик.
Все засмеялись. И Агафья, чувствуя, что сказала что-то очень удачное, улыбнулась.
Прощаясь с таежницей, в который раз я говорил о невозможности нездоровому человеку жить одному вдалеке от людей.
– В Килинске надо остаться…
– Дожить до тепла. А там будет видно…
В коридоре Агафья уселась рядом со старушкой, такой же страдалицей, как и она, но из «мира». Разговор пошел, конечно же, о болезнях.
Мы с Николаем Николаевичем украдкой понаблюдали эту беседу. В нынешней жизни столько несчастий, столько боли, смертей, разрывающих душу трагедий. На все человеческое сердце уже даже не в состоянии отозваться. Но эта необычная человеческая судьба, эта драма – следствие давних и недавних российских событий – продолжает нас волновать.
Март 1995 г.
Осенняя встреча
Мы долго ждали случая навестить Агафью перед зимой. Окольным путем (летом садился у хижины вертолет) передала Агафья записку: «На огороде ничего, кроме картошки, не выросло… Хорошо бы сменить петуха, а также козла – старый стал, „не скачет“. Хорошо бы еще и сена…» И вот с поклажей – луком, чесноком, огородными семенами, сеном, с петухом и «свежим» козлом, с гостинцами и свечами – приземляемся на каменистой речной косе под горою. Не дождавшись обычно сбегавшей по тропке Агафьи, поднимаемся к ее «усадьбе» кверху и застаем хозяйку выходящей из хижины.
В последний раз мы тут видели ее зимой. Встретила с посошком – охала и еле дошла к вертолету. Сейчас – ничего, улыбается. Всем рада, сразу стала рассказывать о недавнем событии – медведица с медвежатами тут объявилась…
Все по-прежнему в Тупике – носится безмерно счастливый от появления людей кобелек Тюбик, туповато глядит постаревший чубатый козел. Из куста, прикрытого снопами ржи, с квохтаньем выскочила курица. Агафья, запустив руку в зелень, достает еще тепленькое яичко.
Нас целый десант – двенадцать человек лесных рабочих с ведрами и лопатами, собрались помочь Агафье выкопать картошку. К этому немедля все приступают. Агафья как бригадир прошлась по делянкам на склоне горы, показала, кому что делать. Лето и в этих краях было жарким. Урожай невелик, к тому же картошка, поздно посаженная, как следует не созрела – всю копать рано, и четверо мужиков переключаются на заготовку дров – бензопилой валят два высохших кедра. В деревне у родственников бензопила или трактор раздражают Агафью, заставляют зажимать нос, тут – терпит и, кажется, с радостью поглядывает на огромные чурбаки, которые надо, правда, еще расколоть, а на все про все летчики дали нам два часа.
Мы с Николаем Николаевичем Савушкиным присаживаемся с Агафьей в избушке поговорить о зиме. Как и прежде, порядка в жилище нет, но, приятная новость, нет прежней грязи и копоти. Постелены даже половики, тряпицы, кусок брезента – несомненно, «мирское» влияние, видела это все у родственников и в больнице. В больницу привезли Агафью мы в марте. Когда радикулит и хондроз малость утихомирились, родственники увезли Агафью в Шорию, в горную деревеньку. Житье там безоблачным не было. И от Агафьи, и от родни ее получали мы письма с жалобами друг на друга. Агафья рвалась домой. Но возможность переправить ее появилась только в начале лета.
«На хозяйстве» – куры, козы, собака, кошки и огород – все это время оставался гармонист Василий, крещенный Агафьей и кормившийся возле нее. Живность Василий сохранил без изъянов, но одиночество, связанное с долгим отсутствием хозяйки, квартиранту, как видно, приелось. На две недели Агафья задержалась еще на Горячих Ключах – «лечила кости», и Василий, подсобив хозяйке в огородных делах, заявил, что намерен «крестную» покинуть. И ушел летом, уложив в котомку гармонь и лепешки. Слез, как мы поняли, при расставании не было.
В разговоре Агафья впервые за последние годы не пожаловалась на здоровье, была все время даже и весела. Очень обрадовалась ящику с луком и чесноком. Нам с Николаем Николаевичем, ответным подарком, принесла на прутике пяток утром пойманных хариусов.
Когда вышли на солнышко, Агафья показала места, куда приходила медведица.
– Кобель-то все гавкает, гавкает. Я поняла, в чем дело, стала торкать палкой по бочке. А утром у речки разглядела следы – была медведица с двумя медвежатами…
– Кто же еще живет с тобой рядом?
– Ночью филинье одолевает. Все кричит и кричит: «Худо-худо!»
Расспросив о «филинье», поняли. Посещают усадьбу совы-неясыти. Их характерный крик «Кугу-кугу!» не только Агафья толкует по-своему.
А на речке внизу появились выдра и норки. Их привлекает плетеная снасть, в которую осенью попадаются хариусы. На выдру Агафья не пожаловалась, а вот норок она готова проклясть.
– Поганят рыбу. Надкусят и бросят. Цё с ней делать? Собираю и сушу
