Освобождая Европу. Дневники лейтенанта. 1945 г - Андрей Владимирович Николаев
5 апреля. На рассвете батальоны федотовского полка подходили к большому, вытянувшемуся вдоль шоссейной дороги, австрийскому селу Алланд. Издалека видна была высокая колокольня католической церкви, освещенная лучами раннего весеннего солнца. Белизной стен и рябоватой игрой красно-оранжевой черепицы сверкали окраинные дома Алланда.
На колокольне, вне сомнения, должен находиться наблюдательный пост. Поэтому особое внимание было обращено на скрытность выдвижения стрелковых подразделений на рубеж атаки. Пехотинцы продвигались под прикрытием леса и кустарника, избегая открытых полян и дорог. Минометный дивизион Рудя занял огневые вдоль проселка между Майерлингом и хутором Мариендорф. Пушечный дивизион Самохвалова остался на позициях у Саттельбаха ввиду того, что наименьший прицел в горных условиях у 76-миллиметровых ЗИСов соответствует дальности шести километров, и ближе продвигать его не имеет смысла.
Двигаясь на правом фланге наступающего батальона, группа управления обоих полков, во главе с их командирами, подошла с севера Алланда на предельно близкое расстояние по горам. Крутой склон, покрытый редким лиственным лесом, отстоит от крайних домов селения метров на триста или четыреста. Подойдя к обрыву, сквозь просветы меж стволов и кружево листвы, можно свободно наблюдать за тем, что происходит в самом Алланде. Село лежит как на ладони.
– Вот так в детстве, – говорит Шаблий, – с крыши дома весь двор, бывало, виден.
Приказав Логинову поставить треногу со стереотрубой, командир полка долго и внимательно что-то выискивал, водя рогами прибора то вправо, то влево. Я стою рядом и наблюдаю в бинокль – картина захватывающая, она напомнила мне полотна Брейгеля. Знаменитый фламандец XVI века любил изображать массовые, народные, бытовые сценки. Вот и здесь: по улицам туда-сюда бегают солдаты и офицеры, куда-то что-то несут, волокут; между людьми протискиваются повозки; во дворах крестьяне заняты своими хозяйственными делами. Я насчитал три или четыре бронетранспортера, несколько грузовых и легковых машин, около которых копошатся солдаты.
– Ну что, начальник разведки, – обращается ко мне Федор Елисеевич, – каковы результаты? Много ли обнаружил интересного?!
– Интересного много, товарищ подполковник, – говорю я, – весь вопрос в том, что теперь делать со всем этим интересным?!
– А ты штаба не засек, – Шаблий испытующе посмотрел на меня, – вот взгляни в стереотрубу под перекрестием.
Я приник к окулярам и вижу дом, около которого стоят легковые автомашины, ходят офицеры, и отовсюду к этому дому тянутся яркие нитки телефонного кабеля. Наш кабель просмоленный, черного цвета, а у немцев он в пластмассовой оболочке, – красный, синий, желтый, зеленый, – чтобы был лучше заметен на земле, траве и на зданиях. И вот это удобное в одном случае качество кабеля стало демаскирующим признаком, выдававшим нам именно то место, где находится центральный узел связи. А такие узлы располагаются лишь в непосредственной близи от командного пункта или штаба. Заняв вновь место у стереотрубы, командир полка продолжал тщательное изучение заинтересовавшего его объекта. Потом, подозвав Федотова, спросил его спокойным и деловым тоном:
– Как думаешь, Павел Николаевич, уничтожить этот командный пункт противника сразу? Или в другое время, когда это будет удобно для пехоты?!
– Надо подумать, – ответил Федотов. – Что, если сначала дать возможность батальонам занять исходный рубеж и не трогать противника?! Нет! Так не пойдет! Этот штаб или КП нужно уничтожать немедленно. Лишить противника возможности организации обороны. Создать в его рядах панику. Да! Федор Елисеевич, наноси удар по этому штабу или КП.
Солнце пока еще светит слева и сзади. Но с полудня оно будет бить нам в глаза и затруднит управление боем. Шаблий и Федотов продолжают тихо переговариваться между собой. А я, отойдя в сторону, прислушался к разговору своих разведчиков. Они сидели в стороне и весело что-то обсуждали. Как я понял, у Кваскова развалились его ботинки, в которых он топал еще по Финляндии. Он их выбросил и от Саттельбаха до Майерлинга шел босиком. Товарищи решили ему помочь и в первом же бою достать Кваскову сапоги. Сделать это было достаточно трудно, так как, по словам Лищенко, у Кваскова нога «сорок последнего размера». Сам Серега Жук приметил какого-то долговязого обер-лейтенанта и содрал с него сапоги. Квасков сидел в центре компании довольный, раскрасневшийся, в великолепных кожаных сапогах «долговязого обер-лейтенанта» с упругими кожаными голенищами и ремешками под коленкой. Едва я успел понять, что тут происходит и почему у Кваскова такие сапоги, как подошел Вася Видонов и, тронув меня за локоть, сказал:
– Пойдем, хозяин зовет.
У расстеленной на земле карты сидели Шаблий, Федотов, Воронцов, подошли и мы с Видоновым.
– Вести бой сразу за всю деревню мы не сможем, – говорит Шаблий, – для этого недостаточно огня двух дивизионов. Недостаточно и пехоты. Как считаешь, Павел Николаич?
– Правильно говоришь, Федор Елисеевич, – соглашается Федотов, – на штурм Алланда можно пустить лишь один батальон. Две роты другого прикрывают стык 347-го полка Киреева. На севере подозрительное скопление противника, который может атаковать нас во фланг и с тыла.
– Видонов, Николаев, – обращается к нам Шаблий, – готовьте исходные данные для немедленного огневого налета по расположению командного пункта противника, с пристрелкой реперов и плановым переносом огня по цели. Составьте расчет огня с учетом стрельбы по площади шкалой. Пристрелку реперов буду проводить сам подручной батареей.
Было принято и совместное решение: как только артиллерийская группа будет готова, пехотный батальон выйдет на рубеж атаки для штурма.
К девяти утра подготовительные расчеты были закончены, и командир полка стал сам пристреливать два репера, идеально точно привязанные топографической разведкой. Переговорив с Федотовым и выяснив готовность стрелковых рот к штурму, Шаблий сделал комплексный перенос огня от пристрелянных реперов сразу на цель. Командный пункт в селе Алланд накрыт огнем был точно, четко, неожиданно для противника и своевременно. Внезапность артиллерийского удара была такова, что никто почти не успел скрыться в убежище. Батареи били попеременно – то осколочными, то фугасными снарядами. Таким образом, одни из них рвались на поверхности, поражая осколками, а другие пробивали крышу, потолок, пол и рвались в подвалах, разворачивая фундамент и изнутри поражая огневые точки – пулеметчиков, засевших в нижних этажах каменных домов. По пять снарядов на ствол выпустили наши дивизионы и полковая артиллерия пехоты, что в общей сложности составило сто восемьдесят выстрелов.
Через десять минут после первого налета, когда успокоившийся противник начинает приходить в себя и понемногу вылезает из мест укрытия,
