Освобождая Европу. Дневники лейтенанта. 1945 г - Андрей Владимирович Николаев
– Теперь противник не скоро оправится, – говорит Шаблий, – командный пункт его уничтожен, управление нарушено, сопротивление, без сомнения, должно быть ослабленным. Пока они там разберутся, наша пехота не имеет права зевать.
Пехота и не зевала – с последними выстрелами наших орудий штурмовые группы десантников федотовского полка ворвались в Алланд и быстро, продвигаясь от дома к дому, вскоре овладели восточной его частью, уничтожив и захватив в плен немало солдат вражеского гарнизона. Однако на западной окраине села оставалось еще достаточно сил противника.
Придя в себя, немцы начали переходить в контратаки небольшими группами, численностью до взвода. Шаблий отдал приказ Самохвалову: бить его пушечным дивизионом по западной окраине Алланда.
С нашего наблюдательного пункта на горе разобрать что-либо творящееся там – внизу было уже невозможно. Бой шел где-то там, в центре села, бой уличный, когда каждым домом овладевают после длительного и изнурительного штурма. В ушах стоит непрерывный гул выстрелов, треск автоматных очередей, ритмичный стук пулеметов, лающий вой крупнокалиберных турелей бронетранспортеров.
День клонился к вечеру, но как видно, шатровский батальон накрепко застрял и не в состоянии двигаться далее.
– Николаев, – слышу я резкий оклик Шаблия, – давай быстро в Алланд на бронемашине. Найди там Воронцова, выясни обстановку и назад.
Нашу трофейную бронемашину пехотинцы-десантники знали хорошо и привыкли к ней. Она не вызывала у них состояния отторжения, и опасность с их стороны была минимальной. Улицы Алланда изрыты воронками, дома со следами прямого попадания снарядов, со следами пулеметных и автоматных очередей. Кое-где возникли пожары, ревет раненый скот, слышны крики и вопли раненых людей. На проезжей части улицы, у стен домов, среди осколков черепицы и обломков битого камня, валяются трупы убитых.
Броневик наш пробирается с осторожностью. Разобрать что-либо в этом хаосе стрельбы и воплей достаточно трудно. Изредка попадаются бегущие куда-то пригибающиеся солдаты, с опаской оглядывающиеся на нашу машину, но, узнав «своих», продолжавшие бежать дальше. И мне начинает казаться, что стрельба идет не в одном направлении, как и должно быть по логике вещей, а как-то вокруг, по всем направлениям. Около одного из домов на перекрестке улиц я увидел офицера с голубыми погонами десантника и крикнул:
– Капитана Воронцова нет поблизости?!
– Вон. В соседнем доме, – ответил десантник и кивнул.
Я выскочил из машины и пошел искать Воронцова. Тот сидел за столом и что-то отмечал на карте.
– С чем прибыл? – спросил он меня и дружелюбнолукаво подмигнул.
– Начальство осведомляется, как дела? – говорю я.
– Как дела? – Воронцов на мгновение задумался. И, вдруг обрадовавшись чему-то, выкрикнул: – Ты, это, на своем бронированном ящере? Да? Помоги! Турель работает?
– Работает.
– Садани-ка мне вон по чердаку, – Воронцов ринулся к выходу, – вон дом. Засел гад с пулеметом и не пускает.
– Борис, – крикнул я, – подведи машину поближе к тому дому через перекресток. Только держись мертвого пространства. Серега! Постарайся с ходу влепить очередью. Можешь?!
– Запросто, – самодовольно отвечает Серега Жук.
Наш бронетранспортер подбирался к дому через переулок, как я и сказал. Мы же с Воронцовым, наблюдая за его действиями, шли за ним в сопровождении двух десантников и Ефима Лищенко. Но в тот момент, как я услышал лающие звуки турельного пулемета и понял, что это Серега Жук врезал по чердаку, меня силой втолкнули в дверь подъезда какого-то кирпичного, богатого трехэтажного дома. Я, собственно, не понял, что произошло. Но все куда-то бежали, что-то кричали, и я побежал вместе со всеми. Нас почему-то оказалось значительно больше, нежели было вначале. Все потные, красные, с лихорадочно блестящими глазами. Одни стреляют в окна, другие вниз по лестнице, а третьи, наоборот, по лестнице вверх. Я же ощущаю себя в состоянии какой-то прострации, я ничего не понимаю из того, что тут происходит, и ничего не вижу. Не вижу, кроме цветных палочек карандашей, разбросанных в изобилии по полу. Многие из них уже раздавлены сапогами солдат. Не обращая внимания на все то, что происходит вокруг, я подбираю эти карандаши и складываю их в картонную коробку «Кастелль-Полихромос» фирмы Фабер – шестьдесят четыре тона. Я собрал их почти все, но под диван закатился алый карандаш, и я никак не могу до него дотянуться.
– Пробились! – кричит Воронцов. – Скорей на выход!
Но я не в состоянии оставить алый карандаш под диваном. Я делаю последнее усилие, и он у меня в руке.
Прошли многие и многие года, но коробка цветных карандашей стоит на почетном месте в моем книжном шкафу и напоминает мне о бое за австрийскую деревню Алланд 5 марта 1945 года.
Выскочив на улицу с зажатой в руках коробкой цветных карандашей, я наткнулся на пороге дома, куда меня так поспешно затолкали, на трупы двух немецких солдат. А десантники в это время толкали автоматами в спину спускавшегося по лестнице с верхнего этажа молодого ефрейтора. Ворот его серо-грязного мундира расстегнут, лицо потное, глаза испуганно бегают, поднятые вверх руки дрожат. Он тяжело дышит и по временам икает.
– Гад этот сидел, понимаешь, наверху с пулеметом, – объясняет Воронцов, – молчал, сука. Молчал, пока своих, вот этих вот, не заприметил. Вот тогда-то они по нам – этот сверху, а эти снизу – враз и вдарили.
– Пострадал кто-нибудь? – спрашиваю я Воронцова.
– Обошлось, – улыбается Воронцов, – одному малость руку окорябало. А этого паскуду в расход. Вон там за овином!
Приказывает солдатам Воронцов твердым голосом, и в тоне его мне почудились страшные «долоховские» нотки. Пленного увели.
Вернувшись без потерь на своем бронетранспортере, я доложил обстановку и обрисовал общую картину создавшейся ситуации на основе данных капитана Воронцова и собственных наблюдений.
6 апреля. После недолгого ночного затишья, когда обе стороны, обессиленные за день, засыпали там, где их застигала темнота, с рассветом вновь возобновили активные боевые действия.
Для нас это утро началось подготовкой мощного артиллерийского налета по западной окраине Алланда. Стрелковые роты шатровского батальона решительно и смело продвигались вперед. Именно в этот момент подполковник Шаблий отдает приказ дивизиону Самохвалова подтянуть свои боевые порядки от Саттельбаха к Майерлингу в расчете на то, что Алланд вот-вот будет взят и федотовский полк пойдет дальше в направлении на Кляузенлеопольдсдорф, и, следовательно, потребуется пушечным батареям увеличивать дальность стрельбы более чем на шесть километров, обеспечивать линию связи протяженностью в двенадцать километров, что может вызвать затруднения в управлении дивизионом. Пушечный дивизион Самохвалова побатарейно сменил огневые позиции
