Записки русского крестьянина - Иван Яковлевич Столяров
Однажды, ровно в 12 часов ночи, как будто ветром отброшенная, распахнулась дверь нашей камеры, и в нее ворвались с пол-дюжины казаков. В один миг они заняли все стратегические пункты камеры. За ними вошли : прокурор Судебной Палаты* и сам губернатор П. А. Столыпин*. Сзади них, не входя в камеру, стояли начальник и помощник тюрьмы, смотря испуганно и в то же время с любопытством внутрь камеры. Когда Столыпин переступил порог, он остановился как вкопанный и не двинулся дальше ни на шаг. Своим зорким взглядом он окинул камеру и сейчас же заметил в моей правой руке перочинный ножик. « Взять у него нож ! » отдал он приказ властным тоном. Стоящий неподалеку от меня казак в одно мгновение исполнил приказ. Впрочем, у меня и в мыслях не было произвести покушение на кого бы то ни было или оказать сопротивление таким невинным оружием. Наоборот, нами было принято решение не входить в конфликт с начальством и не отвечать на провокационные действия с его стороны.
Мы допускали возможность избиения нас в этот вечер казаками и решили не давать им поводов для этого. Несмотря на наши опасения все обошлось « прилично », и я даже не был наказан за незаконное хранение у себя запрещенного оружия — перочинного ножика.
Я в первый раз видел так близко Столыпина. Высокий рост, косая сажень в плечах, что не мешало стройности его фигуры, соколиный взгляд, властный тон — придавали ему вид достойного представителя власти, начальника и хозяина губернии. Его поведение по отношению к нам (государственным преступникам, с его точки зрения) гармонировало с его физическим обликом. Диссонансом была только поспешность, с какой он отдал распоряжение отнять у меня ножик. В этот момент я почувствовал, что на одну секунду он испытал некоторый страх. Другим он мне представился, когда при посещении одной деревни, ударом ноги он выбил из рук крестьян, встретивших его, поднос с хлебом и солью, — символ русского гостеприимства.
В ожидании судебного разбирательства моего дела, меня отправили под надзор полиции по месту жительства, т.е. в Воронежскую губернию.
В Воронеже я познакомился с семьей Махновец, в которой три дочери и один из сыновей входили в революционный кружок. Там же я познакомился с Александром Ильичем Бакуниным, племянником известного революционера-анархиста Михаила Бакунина*, друга и сотрудника Александра Герцена*.
Семья Бакуниных дружила с графиней С. В. Паниной. Когда А. И. Бакунин ближе познакомился со мной и узнал о моем положении, он написал обо мне Паниной, спрашивая, нельзя ли взять меня на службу в одно из ее имений. Мне посчастливилось : в одном из самых больших имений, в Валуйском уезде Воронежской губернии нужен был землемер, и мне предложили это место.
Поэтому в один прекрасный день я очутился в « старом хуторе », центре управления всеми огромными поместьями графини Паниной, которые занимали почти половину Валуйского уезда. Они тянулись на десятки верст и охватывали несколько больших сел и хуторов. Вышло так, что с давних времен некоторые крестьянские земли окружали земли графини Паниной или же близко соприкасались с ними.
Еще совсем недавно площадь поместья представляла собой 40000 десятин (десятина : 1,09 гектара). Часть земли была продана крестьянам, когда они еще были крепостными, дедом С. В. Паниной. Когда я приехал туда, в ее владении было 26000 десятин. Они были разделены на земельные участки, называвшиеся хуторами, и ими заведывал главный управляющий. Главная администрация находилась в одном из этих хуторов, который назывался «старым хутором », потому что прежде в нем находилась барская усадьба. Здесь жил главный управляющий, его два помощника, главный бухгалтер с двумя служащими-счетоводами, ветеринар, который заведывал конным заводом, состоявшим из рысаков чистой крови, называвшихся « орловскими »*. На конском дворе было два рода рысаков : один — легкий, для верховой езды, предназначавшийся, главным образом, для армейских офицеров, другой — более тяжелый, для упряжки. Эти лошади употреблялись для троек и были знамениты своей красотой, быстротой и выносливостью. Они и поныне воспеваются в поэзии и в песнях.
На этом хуторе находился также рассадник крупного рабочего рогатого скота чистокровной украинской породы, серой масти и рассадник чистокровных мериносовых овец. Большие отары их доходили до нескольких тысяч голов. Часто их разводили и в других хуторах.
Здесь же были устроены большие ремонтные мастерские, где круглый год работало больше сорока постоянных рабочих разных специальностей. При управлении была начальная школа, которая содержалась на средства экономии Паниной, амбулатория и аптека, которыми ведал фельдшер под руководством врача, жившего при больнице в слободе Вейделевке. Врач принимал в амбулатории « экономических » больных в определенные дни. Случалось, что фельдшер оказывал первую помощь в ожидании приезда врача, если вдруг обнаруживалась серьезная болезнь или ранения во время работ.
В это время главным управляющим был Виктор Семенович Коган, бывший земский агроном Тверского уезда. Он был уволен, потому что его считали « красным ». Земство было разгромлено Министром Плеве*. Разгром этот наделал много шума. Тверское Земство по своему составу было самым блестящим и влиятельным. Министру Плеве оно не нравилось : для него оно было слишком « радикальным », и он решил его распустить. Одной из наиболее влиятельных фигур в Земстве был Иван Ильич Петрункевич (1844-1928)*. Он был мировым судьей и председателем Съезда Мировых судей в Черниговской губернии, Земским губернским и уездным депутатом первой Думы (1906 г.) Тверской губернии, одним из учредителей конституционнодемократической партии (К.Д. = Кадеты)*. Он был одним из самых культурных лиц эпохи. С.В. Панина относилась к нему с большим уважением : он был ее отчимом (т.е. вторым мужем ее матери) и, в особенности, как к человеку выдающемуся. Так, благодаря этим связям В.С. Коган, как пострадавший от правительственного произвола, получил место главного управляющего громадных владений С.В. Паниной. В его распоряжении были 4 тройки, в которых все лошади были разной масти, экипаж, дрожки* 2 лошади для верховой езды, но он ими никогда не пользовался из-за боязни. Для обслуживания было : 2 кучера, несколько доильщиц коров, пастух, человек для птичьего двора, а в кухне — повар и поваренок. Помещение для землемера находилось также на территории центрального управления, в старом хуторе. Там я и должен был бы жить. Но после смерти моего предшественника прошло больше двух лет, он не был никем заменен, и это помещение занимали уже другие служащие ; другого, свободного не было. И меня поместили в комнате, предназначенной для приезжих
