Записки русского крестьянина - Иван Яковлевич Столяров
Наконец вожди обеих сторон осознали опасность таких стычек, так как дело могло кончиться смертоубийством. Они собрались и решили :
1 - отменить обычай подчинения учеников приготовительного класса старшеклассникам ;
2 - обезоружить всех, у кого имелось оружие, которым можно было нанести тяжелое ранение противнику.
Для выполнения последнего пункта вожди решили выбрать время, когда все ученики находились обычно на огородных работах, и в помещении оставалось только несколько дежурных учеников, поддерживающих чистоту и не принимавших участия в борьбе. Они открыли все сундучки, вынули из них оружие и выбросили его в пруд.
Так были уничтожены старые обычаи. Мир воцарился в школе, и ученики зажили единой семьей.
Однажды к нам назначили нового преподавателя-надзирателя. Он пришел на смену того, который снискал уважение всех учеников и оставил нас не по своей воле. Новый надзиратель попал к нам по рекомендации нашего законоучителя. Он был, вероятно, из не окончивших духовную семинарию, хотя и вышел из бедной семьи, принадлежавшей к духовенству. Весь его вид обличал его происхождение : маленького роста, тщедушный, очень застенчивый и неловкий в своих движениях. С первых же дней своего появления он вызвал у нас антипатию. На него была перенесена часть вины в увольнении его предшественника, в чем, конечно, он был не виноват. С другой стороны, его невзрачность не способствовала смягчению враждебного отношения к нему учеников. С обязанностью надзирателя на него было возложено также и преподавание русского языка и литературы. Последнее обстоятельство поставило его в еще более уязвимое положение. Как надзиратель, впрочем, своими правами он не пользовался, но его мирный характер только усиливал враждебное к нему отношение учеников.
Скоро ученики стали прибегать к плохим шуткам. При обходе им спальни ему давали пройти до ее середины и с этого момента начинали обстреливать его сзади то с одной, то с другой стороны картошкой, гнилыми яблоками, арбузными корками. Кончалось тем, что он должен был с поспешностью оставить обход и укрываться от нападения в коридоре. Но худшее испытание ожидало его при наступлении учебного года. Городские ученики занесли в школу свои навыки причинять боль человеку, издеваться над ним. Они были неизвестны и чужды ученикам, выходцам из деревни. Один из способов причинять боль и был применен к нашему надзирателю.
Двое учеников взялись осуществить злую шутку. Оба были городскими жителями. Один — не окончивши уездного училища, оставил его во 2-ом классе ; другой — из губернского училища. Воспользовавшись случаем, когда один из них был дежурным* по классу, они воткнули в сиденье преподавательского стула несколько иголок. Бедный учитель, ничего не подозревая, сел на стул и, как ужаленный тысячью пчел, вскочил и выбежал с криком из класса.
Весь преподавательский персонал был потрясен. В класс вошел сам управляющий и продержал нас целый час. Мы простояли все это время за партами. Он то усовещал нас, то угрожал, требуя чтобы мы назвали имена виновников. По уходе управляющего началось обсуждение, так как знали, что такой бесчеловечный поступок не может остаться безнаказанным. Весь класс соглашался в том, что наказанными должны быть только виновные, и в то же время никто не хотел быть доносчиком на них, поэтому было вынесено решение, что они сами должны пойти и сознаться, если хотят сохранить товарищеское отношение к ним класса. Один из них, главный виновник категорически отказался принести повинную*. Но другой — не выдержал : он пошел и признал себя виновным ; к тому же он назвал и своего сообщника. Это печальное происшествие кончилось исключением навсегда из школы того, кто не признал себя виновным,и исключением на два года, признавшего свою вину.
Я стал революционером, не занимаясь изучением экономических и политических вопросов, не принимая участия в политических спорах. Меня принудило к этому то, чему я был свидетелем с детства. Я наблюдал несправедливость высших, правящих кругов по отношению к низшему классу, в особенности, к крестьянству. Я столкнулся с такой же несправедливостью и в школе. Естественно, что я стал непримиримым борцом за справедливость. В выборе этого пути у меня не было никаких сомнений, и я отказался от блестящего будущего и от счастья продолжать учиться. Я кинулся со всей пылкостью молодости в эту борьбу и стойко отвечал на брошенный мне вызов со стороны некоторых учителей.
То было время, когда молодежь легко приносила в жертву все свои личные чувства, свое благополучие и даже жизнь на служение обществу. Все свои силы расходовала она на борьбу против несправедливости, на защиту « униженных и оскорбленных ».
Наша школа была возбуждена. Первопричиной этого брожения была выдача жандармам, по их приказанию, нашей библиотеки, созданной на средства учеников.
В школе была старая заржавленная пушка. Легенда говорила, что она сохранилась со времен Пугачевского бунта* и досталась в наследство школе. Кому предназначались пушечные ядра? Никто не знал. Пользовались ею раз в год, на Пасху. Накануне ее втаскивали на колокольню, привязывали веревками и заряжали примитивным способом. Одному их сторожей поручали зажечь фитиль, чтобы выстрел произошел в тот момент, когда священник провозгласит на паперти : « Христос воскресе из мертвых... » Никто не ручался, что пушка выстрелит именно в нужный момент. Иногда выстрел совпадал точно, а иной раз позже или раньше. Но выстрел все-таки раздавался, и тогда пушка с невообразимым грохотом катилась вниз по лестнице колокольни.
Вот эту-то пушку группа учеников, занимавшаяся приготовлением оружия, решила приспособить для военных нужд. Нашли крестьянина, согласившегося пожертвовать два старых колеса от водовозки и другой материал, из которого и сделали лафет. Втащили пушку на чердак школы и поставили ее против слухового окна. Вообразили, что она будет служить для защиты возможной осады школы.
Мы выпустили наш первый журнал, и кончилось это тем, что арестовали меня и некоторых моих товарищей. Мы провели две недели в полицейском участке, без книг, без прогулок ; клопы и избиения в соседней камере. Потом нас перевели в Саратовскую тюрьму. Нас было несколько человек в камере. Там споры шли полным ходом. Между прочим, некоторые предлагали
