Алексей Балабанов. Встать за брата… Предать брата… - Геннадий Владимирович Старостенко
Кстати говоря, в эту его бандитскую «мартирологию» вполне может вписаться и эстетско-моралистский «Про уродов и людей». Ведь и Иоган, герой Маковецкого, производитель порнографии и убийца, и герой Сухорукова даны как преступники. Остальные – их жертвы. Считать, что Балабанов, будь он жив, окончательно ушел бы от «бандитского жанра», поскольку завершил этот круг, закольцевав его в целостную парадигму, – значит заблуждаться на его счет. Трудно бороться с соблазнами.
Да и «Груз» напрямую с бандитской тематикой связывал, хотя и стоял как бы «особняком фолкнеровским» (уже и не хочется лишний раз поминать «Святилище»). И маньяк тот его, «оборотень в погонах», в чем-то слился с образами злобных энкавэдэшников в нынешних фильмах. Иначе – с «общим местом» в исторических фильмах, что снимают сегодня, просто обязательнейшим. У екатеринбуржца, кстати, Евгения Фатеева (боюсь ошибиться – но, кажется, местного руководителя Российского художественного союза) вычитал недавно в публицистической статье («Взгляд», 20.12.21): «Многие наши творцы чудовищно плохо образованы. В их головах царит дремучая хлюпающая болотная перестроечная антисоветская жвачка… В некотором роде мы сейчас обречены на бесконечное тиражирование злых чекистов в нашем историческом кино…»
Что-то все же подсказывает: оставаясь по нашу сторону добра и зла, Балабанов был бы вынужден возвращаться в «бандитскую тему»… Неслучайно он в последний свой год заговорил о готовности снять «фильму» про молодого Сталина, про его молодость боевика. И материал уже, кажется, начинал собирать. Боюсь ошибиться, но кажется – и Кустурицу приглашал в соавторы. Вот уж позлил бы коммуняк Леха – да и бояться нечего, эти не ответят, не мстители, разве что огрызнутся у себя в партийной прессе. А вот соцзаказ мастер артхаусного кино отработал бы по полной. И убедил бы всех, что то не соцзаказ, а крик души. Только вот команды «мотор» смертушка не дала.
Можно немного пофантазировать и представить – что бы получилось. Во-первых, разбились бы в лепешку ассистенты – но из-под земли бы достали на роль Джугашвили исключительно рябого и сухорукого грузина (у Сталина и была одна рука усохшей). Придали бы фигуре юного вождя несколько дополнительных символических штрихов, звериной жестокости садиста-налетчика. Вытащили бы из архивов какую-то древнюю историю нападения на банк или транспорт, перевозящий деньги, желательно в Тифлисе или где-то на Кавказе. Леша выписал бы по этой канве дюжину сцен с некиношно странно (в его понимании – правдиво) поставленной стрельбой, падениями раненых, корчами умирающих. Причем сам Сталин орудовал бы револьвером, но в усохшей ручке была бы финка, которой он без жалости пускал бы кровь эксплуататорам. Зримо, чувственно и страшно – как чеченские боевики пленным русским солдатам в его фильме «Война»…
Довершали бы дело сцены откровенного секса, где вождь бесстрастно и машинально, как и герои других балабановских лент, справляет сексуальную нужду. Физическая близость революционера с женщиной в свете теории «стакана воды» должна вызывать у зрителя тотальное омерзение, и тут режиссер превзошел бы самого себя. Кустурица, конечно, стал бы возражать против этих сцен, но доводы «за» нашлись бы и для него. И матерком эпизодическим шлифануть…
И актрисе, которая сыграла бы роль возлюбленной Сталина, скажем, брошенной им в Сибири, Балабанов сказал бы патетически, как он сказал когда-то исполнительнице роли жертвы маньяка в «Грузе 200»: «Ты сыграла Россию…»
Вот такие он продолжал бы искать «зерна истины», которые, по мнению ценителей его кино, составляют культурный код страны и народа…
Просто жутко подумать, во что бы вылился альянс с Кустурицей. Он бы не допустил невнятных корявостей по композиции и провисания концовки, дополнил все невероятным юмором и жизнью – и попросил бы Сельянова позволить им заменить на один раз даже «лого» СТВ, музыкальную заставку – из «Поручика Киже» Прокофьева. Исключил бы с самого начала, с «увертюры», ощущение чего-то выдуманного, дремотно-магического, «петербургского парабиоза». Того уникального в своем роде товарного знака «Сельянов-Балабанов», в который Кустурице было бы трудно вписаться…
Повторяю: молодой Сталин был бы изображен редким душегубом и садистом – в стиль с персонажами других его бандитских кинолент. И спроецировал бы это на всю советскую эпоху – и трудную, и тяжкую, и преступную, и светлую, и великую, и прекрасную, уже и «несталинскую» давно…
А как же иначе, ведь Балабанов так и видел все. И Сельянов говорил в интервью тому же Фредерику Уайту (воспроизвожу по книге издательства «ДЕКОМ»): «Я категорический противник коммунизма, большевизма; я считаю, что действительно страну опустошили…» Эта упрощенная установка у Балабанова и доминировала бы. Но зато полдюжины актуальных цитат из сказанного вождем, еще не ставших афоризмами и которыми еще не охвачен широкий зритель, затмили бы и максимы Данилы Багрова.
И тут уж, глупо сомневаться, Минкульт и другие фонды и структуры расстелили бы перед таким кино дорогую дорожку из бархата. И кассовость, нет никаких сомнений, была бы гарантирована. Рекламой бы измусолили все глаза и уши. Вот только акции Геннадия Андреевича Зюганова, отчаянно ругающего власть (но всегда по стойке смирно в повестке «враг у ворот» – и тем ей вполне любезного), еще бы просели на треть. А новый фильм о Сталине снискал бы массу премий – в том числе и международных.
Если бы небеса пощадили Лешу и отпустили ему еще годков побольше (как, скажем, среднестатистическому мужику в стране), он бы, не исключаю, и дальше время от времени возвращался к «бандитскому жанру». Просто это бренд, в нем и слава его, и востребованность. И его к нему всегда тянуло то самое чувство опять же, о котором французский классик сказал, что художник должен приступать к художественному произведению, словно преступник, что готовится совершить преступление. Речь в общем о дурной привычке, от которой трудно отвязаться. И должно пройти еще как минимум лет сорок, чтобы в новых поколениях забылось… что же там было в генезисе нынешнего мироустройства. Это – конечно же, если не случится нового переустройства собственности…
А пока ошибочно считать, что с уходом эпохи абсолютного беззакония этот жанр внезапно перестал быть актуальным для России, как посчитал профессор из Айовы, а у киносмотрящей публики пропал-де интерес к бандитскому кино. (Интерес-то, может быть, и пропал бы, только забыть этот жанр публике не дают.) Вот он, Балабанов, и создал, и завершил бандитскую парадигму, и на этом точка.
Побойтесь Бога, господа «критики извне», были и более совершенные творения – и задолго до Балабанова. Пусть и отображавшие другую эпоху, но разрабатывавшие тему в том же ключе. Одно «Место встречи…» Говорухина чего стоило – и давно разобрано на цитаты. Да
