Воспоминания самарского анархиста - Сергей Николаевич Чекин
За пятую тетрадь «Повествования Трудникова…» автор принялся осенью 1967 г. Первая годовая сводка событий в этой тетради, составленная осенью 1967 г., начинается с описания зимы 1966–1967 гг., завершается событиями лета 1967 г., но также содержит экскурс о государственной власти, который суммирует анархистские воззрения автора. Наконец, последняя сводка, за 1968 и 1969 гг., по-видимому, составлена после ноября 1969 г.
Письма автора родным, в которых упоминаются некоторые из произведений, дают возможность более точной датировки и других повестей. Письмо от 24 января 1965 г., адресованное сыну и невестке, сообщает: «Продолжаю усилено работать над „Особорежимной“ и к 4 февраля — 10 февраля закончу набело». В письме от 17 марта 1969 г., адресованном мне, говорится: «…в основном я сейчас пишу повесть „Иван Иванович“ и буду писать несколько месяцев». Итак, хронологическая последовательность четырех повестей такова: основной текст «Повествования Трудникова…» (1964), «Особорежимная пятнадцатая» (январь — февраль 1965 г.), «Таня Разумовская» (осень 1966 г. или позднее), «Иван Иванович» (1969).
Задуманное и начатое как художественное произведение (отсюда и фигура Рассказчика, и изменение основных личных имен и топонимов, и рассказ о себе в третьем лице), «Повествование Трудникова…» постепенно все более воспринималось автором как набор чернового автобиографического материала. В этом тексте почти не видны умолчания, связанные с оглядкой на цензуру или самоцензуру[19]. Автобиографический материал «Повествования Трудникова…» затем использовался для создания «малых повестей» о любви («Таня Разумовская») и о тюрьме («Иван Иванович»). Расхождения в фактической информации могли быть вызваны как ошибками памяти, так и значимыми для автора требованиями литературного стиля, но доля сочиненного или воспроизводимого с чужих слов здесь также невелика. Опробованный на своей биографии метод беллетризации Чекин затем применял к жизнеописанию Григория Доронина, а также к биографии Яна Звайгзне, которая, возможно, целиком известна ему с чужих слов.
Читатель, ожидающий найти в книге очередные «лагерные» произведения, обнаружит, что автор не ориентировался на складывавшуюся в оттепельной и постоттепельной литературе трактовку исторических событий тех лет. Вот как он комментировал нападение Германии на СССР: «Это известие нас не обрадовало и не опечалило: у каждого была своя несчастная судьба тяжелее, чем война, которая казалась второстепенным делом, как и все прошлые войны народов Земли». Смерть Сталина Чекин упомянул только вскользь, без слез, но и без восторга («хватил его кондрашка»), лишь с сожалением, что «не нашлось достойного человека, чтоб избавить народ от тирана». А вот его отзыв о преемнике Сталина в «Иване Ивановиче»: «Вначале его преемник начал разоблачать злодеяния Джугашвили, но вскоре поперхнулся и замолчал, а потом за экономический развал страны партия марксидов удалила Никиту Хрущева на покой».
Все, что связано с историей государства и его аппарата насилия, составляет общий мрачный фон повествования; действия земных властей служат поддержанию и усугублению гнета. Но общественный контекст личной истории Петра Петровича Трудникова (в «Повествовании Трудникова…»), Сергея Терехова (в «Тане Разумовской»), Ивана Ивановича Иванова (в «Иване Ивановиче») не ограничивается этим мрачным фоном. Значимыми историческими событиями для деда были те, в которых проявлялась революционная творческая энергия народа, — такие как провозглашенное в 1905 г. в Старом Буяне народное самоуправление и как лагерное восстание 1948 г., возглавленное Минклевичем и Сушковым. Материалов об этих событиях сохранилось немного, что подчеркивает важность воспоминаний деда как исторического свидетельства.
Повести переполнены философскими и политическими отступлениями, излагающими теорию экономической свободы без политической диктатуры партии и содержащими жесткую критику «марксидов» (термин, который автор предпочитал применять к своим идейным противникам и мучителям). Чекин не признавал диктатуру партии после победы революции — диктатуру с целью «стегать самих себя во имя политической, экономической и моральной свободы, а ведь свобода и любая диктатура исключают друг друга». Подобные рассуждения и были оценены в 10 лет заключения с последующим поражением в правах.
Автор получил высшее образование, хотя и в тяжелые послереволюционные годы. Он много читал. Но в его текстах нередко попадаются грамматически неуклюжие обороты, такие как нанизанные друг на друга многоступенчатые падежные конструкции. Падежи определений и определяемых слов иногда не согласуются между собой, пропускаются связки, причем чаще это происходит в философских и политических экскурсах и реже при живом течении речи рассказчика. В рукописях очень мало исправлений — вероятно, Чекин записывал свои мысли и редко вычитывал и редактировал записанное. Сохранились только два текста, которые можно считать двумя вариантами одного произведения, а именно повесть, названная в первом варианте «Жизнь неудачника Дорогина Григория», а во втором — «Скованный Прометей». Во втором варианте грамматических неуклюжестей и описок гораздо меньше, чем в первом.
В настоящем издании явные описки исправлены, падежи согласованы, правописание стандартизировано: я менял «отцев» на «отцов», «карандашем» на «карандашом», «колону» на «колонну», заменял старую орфографию на новую в словах «средняго», «крайняго», «никакия» и т. п., удалял эпентетическое «о» («гимон», «гимона») или вставлял его же (в тетрадях есть написания и «шептом», и «шепотом»). Все эти исправления не оговариваются. В тех случаях, когда я вставлял в текст дополнительные слова, облегчающие его понимание, я брал их в квадратные скобки («лишил меня [возможности] иметь»). Я также менял «время» на «времени», когда оно должно стоять в родительном падеже, «жизней» на «жизнью» — в творительном, исправлял творительный падеж псевдонима «Сталином», написание безударной гласной в «выростают» и проч. Однако диалектные формы («самородина»), устаревший род существительных («в санаторию», «на рояли»), исторические термины («заведывающий школой», «марксиды») не стандартизировались. Снимались повторы в том случае, когда они с большой вероятностью допускались автором по невнимательности («От неожиданности и испуга лицо старшины от ямочек на щеках приняло выражение смеющегося от испуга»; «вскоре туда прошел и вышел через десять минут следователь МГБ Зайцев и вышел через десять минут»; «в свободное время от работы в лазарете выйти за зону от работы в лазарете»). Немногочисленные случаи исправления смысловых ошибок или логических противоречий оговорены в примечаниях. Документы карательных органов издаются с сохранением всех особенностей их орфографии.
Благодарю Александра
