Воспоминания самарского анархиста - Сергей Николаевич Чекин
Также в деле скопированы два «крамольных» письма. Одно, датированное 4 июня 1935 г., — от брата Александра из Югославии, который говорит о погибшем в сталинском концлагере брате Дмитрии. Красным подчеркнуты фразы: «Кто за свободу погибает, тот не умирает» и «Уйдут одни, на смену им придут другие, чтоб засвидетельствовать любовь к отеческим гробам». Другое, датированное 26 мая 1929 г., — от соратника-анархиста Николая Котова. Здесь подчеркнуто красным: «Сережа! Мысли свои высказывать вслух, а тем более на бумаге, не следует, и тебе этого делать не советую». Совета этого Чекин не послушал, а продолжал говорить и писать — и до ареста, и в лагере, и после освобождения. Сочинял стихи, излагал в форме диалогов анархические идеи, которым оставался верен с юности, и написал несколько повестей, основанных на собственных воспоминаниях и рассказах других людей.
В настоящее время литературное наследие Чекина содержится в восемнадцати общих тетрадях по 96 листов (17 тетрадей большого формата 28 х 20 см, а одна 20 х 16,5 см, но с дополнительно вшитыми двумя тетрадками, 36 и 24 листов). Пять из восемнадцати тетрадей содержат большую повесть о жизни автора, «Повествование Трудникова Петра Петровича», которая и составляет основу настоящей книги. Герой повести, автобиографический персонаж врач Трудников (в тексте часто именуемый также Сергеем Петровичем) пересказывает свою жизнь Рассказчику, который познакомился с ним «в бытность мою в стране полунощной» и единственной функцией которого является запись трудниковских воспоминаний. Биография автора в этой повести отражена наиболее полно и многосторонне. Из пяти тетрадей публикуются начальные три с половиной. Другие разделы четвертой и пятой тетрадей в основном имеют характер частной семейной хроники и не предназначены для широкой аудитории. Изъят также один абзац в конце публикуемого текста, который может показаться обидным ныне живущим родственникам автора. Соответствующая лакуна отмечена многоточием в ломаных скобках.
В тетрадях блоки текста автор разделил звездочками. Сохранив это членение текста, я в дополнение разделил публикуемый текст «Повествования Трудникова…» на восемнадцать глав и дал им названия (в квадратных скобках).
В двух малых повестях автобиографического характера, каждая из которых занимает одну тетрадь, акцентируются отдельные эпизоды из жизни автора, с биографией которого в целом совпадает канва жизни Сергея Терехова, главного героя «повести-романа» «Таня Разумовская», и Ивана Ивановича Иванова, главного героя повести «Иван Иванович».
Для обозначения автора «Тани Разумовской» С. Н. Чекин использует псевдоним Фома Неверующий. «Таня Разумовская» представляет собой идеализированную историю любви автора к подруге детства, которую он надолго потерял из вида, но вновь встретил в Печорском лагере. Рассказ то ведется от первого лица главного героя Сергея Терехова, то переключается на повествование от третьего лица. Повесть «Иван Иванович» посвящена тюремному периоду в жизни героя: в ней рассказывается об аресте главного героя, допросах и пересыльных тюрьмах и суде над ним. Многие эпизоды в повести «Иван Иванович» излагаются сходно (с несущественными вариантами) с тюремными разделами «Тани Разумовской» и «Повествования Трудникова…». Расхождения между текстами позволяют вычленить чисто фольклорную или литературную составляющую той или иной повести. Так, в отличие от «Тани Разумовской» и «Ивана Ивановича», в «Повествовании Трудникова…» герой под конец пребывания в жаркой камере-душегубке прощается с жизнью и теряет сознание. Только в «Повествовании Трудникова» сон, который видит герой накануне суда, начинается с пространной историко-политической аллегории — описания вселенского дерева Власти-Насилия и его ветвей. Согласно «Повествованию Трудникова…» Таня умерла осенью за год до освобождения рассказчика, а в «Тане Разумовской» героиня умирает весной: по-видимому, смерть героини весной, накануне долгожданного освобождения, показалась автору более убедительным завершением трагической любовной повести.
По сравнению с автобиографическими повестями, в повести «Особорежимная пятнадцатая», занимающей полторы тетради, доля художественного вымысла либо устной лагерной традиции более заметна. Для обозначения авторства Чекин использует привычные псевдонимы: «Трудников Сергей, он же Фома Неверующий», но автобиографический персонаж является персонажем второстепенным (здесь он назван врачом Старотопным от вымышленного названия Старотопное, под которым фигурирует в автобиографической прозе Старый Буян). В центре повести событие, которое автор сам не наблюдал. С одним из двух главных героев повести, руководителей лагерного восстания на штрафной колонне № 15 пятого строительного отделения Северо-Печорского исправительно-трудового лагеря Д. М. Минклевичем, автор был знаком, мог встречаться и со вторым героем, Я. И. Сушковым. Но знакомство это состоялось не ранее 1947 г., а об их тюремной биографии до прибытия в лагерь автор не знал. Эту биографию он выстроил по образцу собственной, поместив их в Сызранскую пересыльную тюрьму, а затем отправив по железной дороге в Печорлаг. В наполняющих повесть пространных диалогах Минклевича и Сушкова о государственной власти и об их разочаровании в «нелепом так называемом учении Маркса о классовой диктатуре» переданы политические воззрения самого автора. Присочиненная часть тюремной биографии Минклевича и Сушкова перешла и в повесть «Таня Разумовская», где упоминается об их пребывании в сызранской пересыльной тюрьме в 1941 г.
Что же касается истории самого восстания, то описание боевых действий и трагической гибели восставших явно опирается на лагерный фольклор. Исследовательница, опубликовавшая специальную работу о лагерном восстании 1948 г., так описывает бытование этого лагерного фольклора: «Встречаясь в лагерных больницах, на пересылках, заключенные обменивались такими рассказами. Недостаток точных сведений восполнялся догадками, аналогиями и воображением. Слухи распространялись, обрастая все новыми подробностями. Многократно переданные из уст в уста, они оттачивались, все более превращаясь в легенды»[8]. Сходные легенды не всегда восходят к одному и тому же событию. Летом того же 1948 г. произошли групповые вооруженные побеги в Воркутинском и Обском лагерях. Многократно преувеличенные молвой, эти события, так же как и восстание под руководством Минклевича и Сушкова, стали частью гулаговской мифологии[9]. Но у Чекина были и свои знакомые уникальные очевидцы, и, возможно, нам известна фамилия одного из них (если она не была изменена автором), а именно заключенного врача из лазарета пятого строительного отделения Федина, которому было поручено составление актов о смерти восставших заключенных[10]. Соответствующие фрагменты «Особорежимной пятнадцатой» использованы в примечаниях к «Повествованию Трудникова…», одна из главок которого также посвящена восстанию на особорежимной пятнадцатой колонне.
Две тетради содержат варианты повести-жизнеописания уроженца Старого Буяна агронома Григория Доронина. О герое этого произведения упоминается и в «Повествовании Трудникова…». В вариантах повести о Доронине Чекин изменил одну букву в фамилии героя, назвал
