Кавказские Дни. Парижские Дни. - Ум-эль Бану Мирза кызы Асадуллаева
Ребенком я очень любила бабушку и еще глубоко не осознавала разделяющие нас черты. Но, взрослея, я все больше ощущала разницу между нами, и моя детская любовь к бабуле иссякла: бабушка принадлежала к иному, чуждому мне миру. Но, а как же кровное родство? Признаюсь, что не чувствовала особой привязанности к своим родственникам. Не знаю, было ли это обусловлено какими-то объективными причинами. Может быть, я сама просто плохой человек. По моим наблюдениям отношения между даже очень близкими родственниками резко ухудшаются, когда дело доходит до личностных интересов. Если последние не расходятся с интересами семьи, то семейная жизнь протекает в мире и согласии. Правда, порой чувство долга и ответственности подменяют в семьях истинную любовь и привязанность. Мне кажется, что безразличие и равнодушие между членами семьи не такое уж редкое явление. Ведь выбираем мы себе всего несколько друзей среди огромного количества знакомых. Как же трудно выбрать среди немногочисленной родни хорошего человека!
Вот так и увеличилась пропасть между нами и бабушкой. Ее жизнь была продолжением мусульманской истории, возникшей с рождением ислама. Значит, и возрастная разница между нами исчислялась не десятилетиями, а четырнадцатью веками хиджры. Бабушка категорически отвергала европейскую культуру, которую в наших краях представляла культура России. Она даже не знала русского языка, потому что в годы ее юности знание его было необязательным. В ее представлении русские были захватчиками, губителями национальных традиций, народ враждебный. Бабушка относилась к русским с неприязнью и брезгливостью. Эта неприязнь со временем видоизменялась: муж покинул ее, женившись на русской женщине, а дочери, воспитанные на лоне ислама, выйдя замуж, перестали носить чадру, переоделись в европейские платья, стали говорить на каком-то диком смешении азербайджанского и русского языков. И если бы только дочери доставляли бабушке огорчения своим отступничеством! Сыновей и вовсе попортили все дела: получив по настоянию отца образование в лицеях, попутешествовав по миру, они перестали придерживаться строгих канонов веры, соблюдая ее лишь на облегченном, бытовом уровне. Открытые в Баку богатейшие нефтяные залежи ускорили развитие и преображение мусульманского населения Кавказа. Нефть стимулировала обогащение и прогресс, и все стремились приобщиться к «культурной жизни», используя любую возможность. Молодежь уже не устраивали патриархальные и суровые устои и традиции простоватых предков.
Все эти изменения бабушка очень остро ощущала через нас, своих внуков. Детей она воспитала и вырастила сама, и они в какой-то степени еще сохранили уважение к вере и обычаям. В их образе жизни бабушкино воспитание продолжало играть роль. Мы же принадлежали совершенно к новому поколению, воспитанному в чуждой среде, и были непримиримы к издержкам прошлого. Даже родной язык знали очень плохо. Мы часто забывали многие слова, зато прекрасно помнили ругательства, услышанные из уст все той же бабушки. Когда я пытаюсь ее вспомнить, перед глазами встает сварливая, сквернословящая старуха. Она часто ворчала совершенно без причин. Просто так, чтобы самоутвердиться, показать свою значимость. Но если бабушка бранилась и скандалила по-настоящему, тогда от ее голоса дрожали стены дома.
Бабушка, женщина высокая, крупная, дородная, всем своим видом изображала властность. Внешностью своей она внушала трепет домочадцам и прислуге. Бабушка привыкла командовать в доме и держать всех в состоянии покорности и подчинения. Ее внешние данные к этому очень располагали: даже бранясь и крича, она не теряла достоинства матроны. Личность бабушки странным образом сочетала в себе властность и простоту. Не могу сказать, что она вовсе не любила меня, ее отношение ко мне было сложным. И мне доставалось от нее немало ругани и упреков. Да, немало! Но иногда мне удавалось вызвать ее доверие, приластиться, чтоб выклянчить какой-нибудь барыш. Ах, как она не любила, когда я просила у нее денег! Бабушка допускала лесть к своей персоне, но была жутко скупая и не спешила расставаться с денежками.
Ежедневно, спускаясь на первый этаж, мы виделись с ней. Она же редко поднималась к нам наверх. Ей трудно было нести свое грузное тело по ступеням вверх. Это давалось с трудом, остановками через каждые 2-3 ступеньки, тяжкими вздохами. Порой она так долго, переводя дыхание стояла, вцепившись в перила, что нам становилось ее жалко. С трудом одолев подъем по лестницам и войдя в комнату, она плюхалась в кресло, долго отдувалась, а потом, положив на колени пухлые ладони, выкрашенные хной, наблюдала за нашей жизнью. Наши занятия были чужды ей, созерцание их не могло доставлять ей никакого удовольствия, смысл был ей неясен, а дурной язык, на котором мы общались, казался ей грубым. Бабушка смотрела на наш образ жизни не столько с укором, сколько с надменным снисхождением. Она считала себя и себе подобных более «правильными», а свой ограниченный мир более устойчивым и надежным. Нам, привыкшим к роскоши и богатству, бабушка предрекала сложную жизненную дорогу, полную ошибок. Она оказалась права: свобода порой очень дорого обходится.
Женщин, закутанных в чаршаб, нельзя было назвать несчастными. Им не чужды веселье, смех, танцы, шутки (порой достаточно грубые). Такие развлечения иным даже недоступны. Мечты таких женщин так же просты, как и их жизнь. А многоженство, которое так критикуется многими, вовсе не доставляет им хлопот и переживаний. В отношениях с мужьями они несут иную функцию, чем любовники или подруги: муж - господин своей жены, обязанность ее - рожать детей. Жены редко видят своих мужей. Зато вполне мирно сосуществуют друг с другом и даже часто дружат, вместе ведут хозяйство, растят детей. Могу привести пример такого уклада, который не был чужд и нашей семье.
У брата моей бабушки, которому исполнилось уже шестьдесят лет, при единственной жене не было детей. Его жена тосковала в одиночестве: ни подруги, ни деток! И это доставляло ей немалые душевные страдания. Она так устала от одиночества и скуки, что решила однажды: мужу необходимо завести новую жену!
Как-то утром, когда бабушка клала хну на волосы, к нам пришла Бегим (так звали ту родственницу). Она была возбуждена и сердита:
- Погляди-ка на Аббаса. Говорю, женился бы ты, Аббас! Знаешь, что он мне ответил? «Недосуг мне!». Убила бы его, будь моя воля!. Мне, говорит, и одной жены достаточно. И все
