Джованни Казанова - История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 10

— Я сочувствую вам, — сказал он мне. Браницкий был пьян, и порядочный человек не может считаться с полученным от пьяного оскорблением.

— Что случилось, что случилось? — прозвучало за столом.

Я не говорил ничего. Расспрашивали Любомирского, но он ответил, что, поскольку я молчу, он должен молчать тоже. Палатин между тем повеселел и ласково спросил у меня, что у меня произошло с Браницким.

— Я дам вам точный отчет обо всем после ужина, приватно.

Говорили о вещах нейтральных вплоть до окончания ужина, и когда поднялись, Палатин, за которым я последовал, направился к маленькой двери, через которую он обычно удалялся. Я рассказал ему в пять или шесть минут обо всем, что случилось. Он вздохнул. Он меня пожалел и сказал, что я был прав, имея голову в четырех лье отсюда, когда играл.

— Я прошу у Вашей Светлости совета.

— Я не даю в таких делах совета, потому что следует либо делать много, либо ничего.

После этой сентенции, рожденной самой мудростью, он зашел в свои апартаменты. Я пошел взять мои меха, поднялся в свою коляску, поехал к себе, лег спать, и добрая конституция моей натуры позволила мне насладиться шестичасовым сном. В пять часов утра, сев в кровати, я стал думать о том, что мне следует предпринять. Много или ничего. Я сразу отбросил ничего. Значит, следовало выбрать много. Я видел только одно: убить Браницкого, либо дать ему убить меня, если он захочет почтить меня дуэлью, а в случае, если он затеет волокиту, не желая драться, убить его, подготовив все как следует, и даже рискнув потерять голову на эшафоте. Определившись с этим и исполнившись решимости предложить ему дуэль в четырех лье от Варшавы, потому что старосты рыскали в этой округе и дуэли здесь были запрещены под страхом смерти, я написал ему эту записку, которую копирую здесь с оригинала, который сохранил:

«Сего марта 5 числа 1766 года, в пять часов утра.

Монсеньор, вчера вечером в театре В.С. меня оскорбили в веселье своего сердца, и вы не имели ни основания ни права действовать таким образом по отношению ко мне. Поскольку это так, я полагаю, что вы меня ненавидите, монсеньор, и, соответственно, вы желали бы вывести меня из числа живущих. Я могу и хочу удовлетворить В.С. Явите же любезность, монсеньор, принять меня в ваш экипаж и отвезти меня туда, где мое поражение не сделает Вас виновным в нарушении законов Польши, и где я смог бы воспользоваться тем же преимуществом, если Бог поможет мне убить В.С. Я бы не сделал Вам, монсеньор, этого предложения, если бы не знал о вашем благородстве. Имею честь быть Вашим, монсеньор, смиренным и покорным слугой, Казанова».

Я отправил ему это письмо с моим лакеем за час до рассвета в его апартаменты, примыкающие к покоям короля. Я сказал слуге отдать письмо только в собственные руки и ждать, чтобы он проснулся, если он спит, чтобы получить ответ. Я ждал только полчаса. Вот копия ответа:

«Месье,

Я принимаю ваше предложение; но вы должны быть добры известить меня, когда я буду иметь честь вас увидеть. Остаюсь, месье, вашим смиренным и покорным слугой, Браницкий, Подстольничий К.П.[25]».

Обрадованный, я мгновенно ему ответил, что буду у него завтра в шесть часов утра, чтобы отправиться вместе с ним закончить ссору в надежном месте. Он ответил, прося назвать оружие и место, и сказал, что все должно окончиться днем. Я отправил ему в ответ размер моей шпаги, которая была тридцати двух дюймов, сказав, что место зависит от него, лишь бы оно было вне досягаемости старост. Он ответил такой запиской, она была последней:

«Будьте любезны, месье, прибыть ко мне повидаться, и вы доставите мне этим удовольствие. Я, соответственно вышлю вам свой экипаж. Имею честь быть, и т. д.».

Я ответил ему только четырьмя строками, сказав, что, имея много дел, я должен провести весь день дома, и, поскольку я решил идти к нему непосредственно для того, чтобы биться, он должен меня извинить, если я отправлю обратно его экипаж.

Час спустя этот сеньор пришел ко мне, вошел в мою комнату, оставив своих людей снаружи и заставив выйти трех или четырех персон, которые хотели со мной поговорить. Закрыв дверь на задвижку, он присел на мою кровать, в которой я находился, чтобы писать со всем удобством. Не понимая, что он хочет этим сказать, я взял свои два карманных пистолета, которые лежали у меня на ночном столике.

— Я пришел сюда не для того, чтобы вас убить, но чтобы сказать, что когда я принимаю предложение драться, я никогда не откладываю его на завтра. Мы деремся или сегодня, или никогда.

— Я не могу сегодня. Сегодня среда, почтовый день; я должен окончить кое-что, что я должен отослать королю.

— Вы отправите это, когда мы подеремся. Вы не умрете, поверьте мне, и в любом случае, если вы расстанетесь с жизнью, король вас извинит. Человек, который мертв, не принимает упреков.

— Мне также нужно сделать завещание.

— Еще и завещание. Вы опасаетесь, что умрете. Отбросьте это опасение. Вы сделаете свое завещание через пятьдесят лет.

— Но какое затруднение мешает Вашему Превосходительству отложить нашу дуэль на завтра?

— То, что я не хочу быть схвачен. Мы оба будем сегодня взяты под арест по приказу короля.

— Это невозможно, по крайней мере, если вы не дали ему знать.

— Я? Вы меня смешите. Я знаю этот прием. Вы не заставите меня напрасно принимать вызов. Я хочу дать вам сатисфакцию; но сегодня или никогда.

— Очень хорошо. Эта дуэль для меня слишком дорога, чтобы дать вам предлог от нее отказаться. Приходите за мной после обеда, потому что я нуждаюсь во всех моих силах.

— С удовольствием. Что до меня, я предпочитаю после хорошо поужинать. Но кстати, что это за размеры вашей шпаги? Я хочу драться на пистолетах. Я не дерусь на шпагах с незнакомцем.

— Кого вы называете незнакомцем? Я дам вам в Варшаве двадцать свидетелей, что я не учитель фехтования. Я не хочу драться на пистолетах, и вы не можете меня заставить, потому что вы оставили за мной выбор оружия, у меня есть ваше письмо.

— Ладно, строго говоря, вы правы, потому что я знаю, что я дал вам выбор; но вы слишком галантный человек, чтобы не драться на пистолетах, если я заверю вас, что мне это доставит удовольствие. Это наименьшая любезность, которую вы можете сделать для меня. Скажу вам также, что с пистолетами меньше риск, потому что в большинстве случаев случается промах, и если у меня случится промах, я вам обещаю, что мы сразимся на шпагах, как вам нравится. Хотите доставить мне это удовольствие?

— Мне очень нравится ваш способ выражаться, потому что я нахожу в нем много ума. Я чувствую даже, что готов доставить вам это варварское удовольствие, и с некоторым усилием чувствую себя также в состоянии в нем участвовать. Итак, я согласен, — продолжил я, — на новые правила нашей дуэли в таких рамках. Вы приходите с двумя пистолетами, которые заряжаете в моем присутствии, и я выбираю свой. Но если мы оба промахиваемся, мы бьемся до первой крови и не больше, если вас это удовлетворит, хотя я чувствую себя готовым драться до смерти. Вы явитесь за мной в три часа, и мы едем, либо мы окажемся под властью закона.