Иван Сытин - Жизни для книги

— Здравствуйте, Сытин!.. Мне о вас говорил Шаховской… Садитесь!

Я оглянулся было, куда сесть, но в этот момент почтенный вице-губернатор в ливрее ловко и бесшумно подставил мне стильный стул в двух шагах от парчового стола. Это было очень далеко от моего костюмированного собеседника, я чувствовал себя там так, как будто меня посадили посередине терема, но, очевидно, таков был обычай в этих боярских палатах.

— Вы хотите участвовать в делах нашей издательской комиссии? — спросил боярин.

— Князь Шаховской поручил мне переговорить с вашим сиятельством по этому вопросу. Насколько я знаю, вы хотите заняться изданием книг для народа?

— Да, я бы хотел. Но я не знаю, кто бы у нас мог это дело вести…

— Если вам угодно знать мое мнение, то князь Шаховской был бы, на мой взгляд, самый подходящий для вас человек. При вашем содействии, а если это будет нужно, то и при моем участии, как рабочей силы, это дело можно бы организовать…

Боярин задумчиво пожевал губами.

— Да, да… У нас мало, очень мало осталось людей старого порядка. Все новички… Вот Шаховской мне вас прислал… Я слышал, что вы ведете свое дело бойко и не без успеха, но там, вверху, ваша работа не встречает сочувствия… Да, да, мне говорили… Не встречает сочувствия…

Шаховской, конечно, подходящий человек… Я его полюбил, и Столыпин его любит. Возможно, что он справился бы с нашим делом. Ну что ж… Хорошо, я поговорю с Шаховским, а вы уж с ним сами столкуетесь… Со своей стороны я готов содействовать этому начинанию…

Аудиенция была кончена. Голова в мурмолке милостиво кивнула, и я раскланялся все так же издали, на приличной дистанции, как и при входе.

Уходя, я бросил еще раз взгляд на этот расписной терем Московской Руси и на этого костюмированного боярина, и мне захотелось смеяться…

Я вообразил себе этого боярина в мурмолке и в парчовом расписном полукафтане среди типографских станков и ротационных машин, где люди мелькают, как муравьи, где кипит дружная, нервная работа, — и мне опять захотелось смеяться…

Нет, это не вы, господа, сделаете Россию грамотной… Где уж, что уж!..

С. Ю. Витте

о делам и просто по знакомству мне приходилось не раз бывать у министра финансов С. Ю. Витте. Но одно свидание с ним особенно врезалось мне в память. Это было, когда Витте уже закончил свою головокружительную карьеру и, отойдя от дел, усердно приводил в порядок свои мемуары. Он жил на Каменноостровском, в своем столь известном в белом доме, где была когда-то подложена адская машина неопытной рукой черносотенных террористов.

Когда отставному министру доложили обо мне, он сам распахнул дверь своего большого кабинета:

— Прошу вас! Очень рад, что вы. наконец заехали ко мне. Как поживаете? Отчего перестали ко мне ходить, не нужен больше, а? А когда нужно было, так заходили…

— Я не смел беспокоить вас, Сергей Юльевич…

— Ну полноте! Я всегда рад, душевно рад вас видеть. Садитесь.

Витте любезно усадил меня, а сам по своему обыкновению стал взад и вперед ходить по комнате.

— Как изволите поживать, Сергей Юльевич?

— Да что ж… Не столько поживаю, сколько доживаю свой век. Спокойно, медленно, без бурь и волнений доживаю. А что у вас нового?

— А у меня все то же… Плохо мы движемся, Сергей Юльевич… Вот хотел с вами посоветоваться… Все кричат о школе, о народном образовании, а ни порядку, ни взаимности нигде нет, как нет и дружной, настоящей работы. Земство и синод на ножах в школьном деле… В своем роде тридцатилетняя война… А мы на эту войну смотрим, и чубы у нас трещат…

— Да, да… Наша школа — это всероссийская болячка… Я не говорю об учащихся, но наши учителя всех учебных заведений — и низших, и высших— понятия не имеют о государственной постановке преподавания!..

Витте любил поговорить и очень любил сильные, категорические выражения. Он точно топором рубил, расхаживая широкими шагами по кабинету и размахивая рукой.

— Простите, Сергей Юльевич, — обратился я к нему, продолжая разговор, — но мне очень бы хотелось услышать ваше мнение по одному вопросу, который меня безмерно интересует.

— Пожалуйста, Иван Дмитриевич.

— Вы, может быть, слышали, что мы хотим учредить общество «Школа и знание». Мы хотим создать широкую школьную сеть на всю Россию. Начальная, народная школа, и при каждой школе библиотека. Мы уже собрали для начала дела 10 миллионов рублей, а рассчитываем собрать колоссальные суммы. Наша задача широка, почти беспредельна: мы хотим ликвидировать безграмотность в России и сделать учебник и книгу всенародным достоянием. Но скажите, на что мы можем рассчитывать, как отнесется к нашей идее правительство? Можем ли мы рассчитывать на его содействие?

Витте остановил свой бег по кабинету и слушал с интересом.

— Вы хотите знать мое личное мнение? Хотите знать, как я думаю? Извольте, я скажу: правительственная власть может только терпеть, но никогда не будет сочувствовать вашему делу. Никогда!

— Значит, на содействие и помощь не следует рассчитывать?

— Не следует.

— И дело в широком масштабе повести будет трудно?

— Да, трудно.

Признаюсь, эти откровенные, прямые слова опального министра ударили меня точно обухом по голове. С такой прямотой их еще никогда передо мной не произносили.

Чего мы хотели, к чему шли?

Мы хотели дать неграмотному народу букварь в руки. Мы хотели, не обременяя правительство, на свои средства создать элементарную школу, работающую под надзором правительства. Но вот сановник, только что сошедший с государственного корабля, знающий свою среду, как самого себя, говорит нам:

«Терпеть вас еще могут, но сочувствовать. — никогда!»

Должно быть, Витте заметил, какое сильное впечатление произвели на меня его слова, и перевел разговор на церковно-приходскую школу:

— Скажите, Иван Дмитриевич, как вы смотрите на церковно-приходские и земские школы?

— Да что ж, Сергей Юльевич, тут смотреть. У меня есть своя церковно-приходская школа и есть другая, земская. Преподавание, конечно, лучше в земской школе. Ей недостает только ремесленных классов, но это дело будущего, к этому мы идем и об этом мечтаем. Но в церковно-приходской синод сидит… Святейший, правительствующий…

— А мое мнение, что школы церковно приходские лучше земских. По крайней мере, для русского, православного населения: они сближают с церковью и с приходом и насаждают в народе дух евангелия. А нашему серому мужичку только того и надо: ему теплее в церковно-приходской школе, чем в земской. Вот если бы вы в вашу программу включили и церковно-приходскую школу, то разговор, может быть, был бы другой и правительство не отказало бы вам в своем сочувствии…