Дмитрий Балашов. На плахе - Николай Михайлович Коняев
Сталин мог бы позавидовать Г. В. Романову, победившему город без боя.
А жители в войну голодные, еле стоящие на ногах, дежурили на крышах, сбрасывали зажигательные снаряды, тушили их. И вот моя мама с Анной Антоновной Сакевич таскали на чердак кирпичи, дабы бросать их в немцев, когда те войдут в город. Также ходили по ближайшим домам, собирая детей, оставшихся круглыми сиротами и приводя их в детский сад. Во всей этой работе Дмитрий уже принимал посильное участие, что, конечно, тоже формировало его как человека, гражданина.
А как расценить то, что о блокаде после войны было запрещено говорить, музей обороны Ленинграда был разгромлен, экспонаты уничтожены?
Дмитрий Михайлович в Петрозаводске работал по сбору фольклора на севере России, много ездил, был защитником деревянных церквей, предназначенных к сносу местными властями, чем испортил себе отношение с местной администрацией, был одним из создателей общества охраны памятников культуры. В те времена все решали партийные власти, а ретивых и непокорных они не любили. И посему Дмитрию пришлось оставить любимую работу, но в это время он уже занялся литературным трудом, написав первую свою художественную книгу «Господин Великий Новгород», 1967 г.
В этом же 1967 г. Дмитрий Михайлович заводит себе целое крестьянское хозяйство в деревне Чеболакше, на берегу Онежского озера в 70 км севернее Петрозаводска. Добираться туда было очень нелегко. Там у него был дом 12 на 12 м, лошадь, две коровы, бык, козы, огород. Все это было нужно для правильного отображения крестьянского быта в своих произведениях.
От станции до Чеболакши надо было идти пешком по плохой лесной дороге 9 км, да еще тащить с собой вещи и продукты. Сколько помню, Дмитрий до самой старости носил мешки, рюкзак и прочее, и это была его повседневность.
Для удобства транспортного сообщения с Чеболакшей Дмитрий завел себе так называемый катер, больше похожий не на современное судно, а то, на котором ходили из «варяг в греки». При любой мощности мотора «катер» шел не быстрее 5 км/ч., а дополнительно устанавливаемый парус повышал скорость иногда при попутном ветре на целых 2 км/ч.
Мама очень боялась этих путешествий и частенько садилась в лодку вместе с Дмитрием, чтобы в случае чего самой спасать его от утопления или погибнуть вместе.
В 1969 г. брат с мамой начали работать над второй книгой «Марфа Посадница», опять же из истории Новгорода. Но мама тяжело заболела.
Здесь надо сказать, что к Дмитрию приходили и приезжали различные знакомые и малознакомые люди и даже жили у него. Уровень культуры этих людей был различный. И сказать прямо: в женщинах Дмитрий Михайлович разбирался плохо. Большая степень излишней доверчивости у него была всегда.
В 1970 году тяжело заболела мама. Болела она долго, мучительно, тяжело, месяца за два до смерти приехала в Ленинград на Фурштатскую 34–14, чтобы умирать дома. И лишь где-то за месяц до смерти поставили диагноз – рак. Умерла она 11 ноября 1970 г., а родилась 11 сентября 1899 г. в Белоострове, в своем доме. Потому и похоронили ее в Зеленогорске, ближе к родным местам. Мама была всю жизнь для Дмитрия и секретарем, и советчиком, и хозяйкой, и воспитателем его старших детей, и соучастником его творческих трудов. Поэтому все знакомые женщины Дмитрия как секретари и хозяйки им и не рассматривались.
С февраля 1977 г. Дмитрий Михайлович живет в новой пятикомнатной квартире в Петрозаводске на ул. Гоголя, 22, кв.20.
Здесь нельзя не упомянуть, что улучшение жилищных условий зависело никак не от научных трудов и значимости человека, а лишь от количества прописанных детей и т. д. А у Дмитрия к этому времени было уже 8 детей, так что ничего удивительного в 5-комнатной не было. Вообще советская пропаганда нагнетала неприязнь простого народа к интеллигенции и восхваляла рабочего среднего уровня, а особенно малообразованных, которые «академиев не кончали».
В 1983 г. дом в Чеболакше сгорел. И в 1984 г. Дмитрий переезжает в Новгород, ищет новое пристанище. В этот момент режиссер Салтыков пригласил его сниматься в кинофильме «Господин Великий Новгород» – о Великой Отечественной войне.
Киношники и телевизионщики тогда имели большой вес. И по окончании съемок на банкете Салтыков попросил местных начальников помочь писателю Балашову с приобретением жилья. И в скором времени подходящую квартиру нашли на ул. Никольской 21 и поселили туда Дмитрия Михайловича. Крестьянский зуд не давал покоя Дмитрию, и он купил дом в деревне Козынево на берегу Ильмень-озера, в 20 км от Новгорода. Здесь у него тоже была живность, огород. К дому он пристроил кирпичный сарай и дом в три этажа, вырыл пруд, построил баню, хлев, теплицы. Тут основным его помощником была Ольга Николаевна, следившая за всеми посадками и делавшая заготовки на зиму по несколько десятков, а может, и сотен банок различных овощей и ягод. В строительстве помогали три сына Дмитрия Михайловича – Алексей, Ярослав и Арсений.
Работал Дмитрий в последние годы очень много. И постоянно он что-то строил, ремонтировал, расширял, что-то носил и возил, занимался резьбой, а еще раньше – рисовал, и получалось. Когда он писал – мне было непонятно. Но в Новгороде у него были уже свои личные спальня и кабинет. И он мог в любое время ночи пойти, сесть за рабочий стол и писать, никому не мешая. И он так и делал.
Замечено, что если человек – великий спортсмен, известный певец, композитор, художник, то он обязательно должен знать и предвидеть магнитные бури, пятна на солнце, время и силу землетрясений, политику в странах Африки, закономерность смен президентов, методы обучения глухонемых и прочее. А уж если он писатель, то и вообще все на свете должен знать. И какие урожаи и где будут. И откуда подуют и какие ветры, и какие животные и где исчезнут, и что думает Англия по поводу Америки и т. д. т. п. Вот и к Дмитрию Михайловичу стали приходить и спрашивать что, где, когда. Да еще когда с телекамерой – и вовсе нельзя отказать. И мешали ему заниматься историей и фольклором, и невольно ударился он в политику. А это вещь весьма опасная. Это игры лишь для высокосидящих. В этом вопросе без охраны нельзя.
Многим Дмитрий Михайлович стал неудобен и своими высказываниями, и статьями в газетах. И вот в ночь с 16 на 17 июля 2000 г. его зверски