Николай Островский - Раиса Порфирьевна Островская
— Поговори ты с ним, Рая, может быть, тебя послушает, — попросила Катя.
— Если Николаю нужно ехать, едва ли что-нибудь удержит его. Тем более нельзя говорить ему о заключении доктора Павловского. А поговорить, попытаться удержать его здесь попробуем, — сказала я.
— Может быть, ты останешься, Раек, и этим удержишь здесь Колю! — проговорила Ольга Осиповна и посмотрела на меня.
— Едва ли Николай согласится, чтобы я осталась работать в Сочи. А может быть, сделать так: я возьму месяца на три отпуск за свой счет и побуду здесь? Только я сомневаюсь, чтобы Николай согласился на это… если он рвется в Москву.
— Скажи ему, что ты устала и хочешь отдохнуть в Сочи, — попросила Ольга Осиповна. Она надеялась, что это остановит ее сына.
А большой комнатой между тем завладели кинооператоры. Установили прожекторы. Провода змеями расползлись по полу. Лампы — тысячесвечовые солнца с блестящими рефлекторами — свисали с потолка. И когда монтер для пробы включил рубильник, комнату залил ослепительно голубой свет, и ударило жаром,
Николай весело переговаривался с монтерами, шутил. Вспомнил, что и он когда-то занимался этим ремеслом. Торопил нас:
— Ну как вы там? Не закончили еще своих туалетов? Смотрите, одевайте самое лучшее!
Непрерывно работало радио: транслировали митинг.
Вдруг из репродуктора:
— Слово предоставляется Председателю Всеукраинского Центрального Исполнительного Комитета Григорию Ивановичу Петровскому:
Николай крикнул:
— Идите сюда! Садитесь и слушайте! Тишина!
Между тем репродуктор разрывался от звуков овации. И вот мы услышали голос старого большевика.
Николай слушал жадно. Глаза его, устремленные в одну точку, радостно поблескивали.
Когда закончилась речь, Николай забеспокоился. Лавина аплодисментов и эхо лозунгов свидетельствовали о том, что митинг закончен.
— Мамочка, Раюша, Катя! Скорей выходите во двор! Встречайте дорогих гостей!
Я задержалась и еще раз крепко пожала Николаю вздрагивающую руку.
Вышли на веранду. За забором, на улице — стеной люди. Веселые, улыбающиеся лица. Увидели нас:
— Привет Николаю Алексеевичу!
— Выносите его сюда!
— Передайте ему цветы!
К дому подъехала машина. Толпа расступилась, автомобиль плавно остановился у калитки. Григорий Иванович выходит из машины. Его сопровождают руководители Сочинского горкома партии.
— Да здравствует всеукраинский староста! — раздался из толпы голос.
— Да здравствует Николай Островский!
Григорий Иванович входит в комнату. Здоровается с Николаем, целует его, нежно касается руки:
— Добре, добре, сынок.
Николай лежит спокойный, улыбающийся. Только бледен очень.
Медленно, четко выговаривая каждое слово, с легким украинским акцентом Григорий Иванович говорит:
— Я очень рад, дорогой Николай Алексеевич, вручить вам орден Ленина и глубоко уверен, что он послужит вам к еще большему увеличению ваших сил и здоровья на дело служения строительству социализма.
Вместе с этим передаю вам все документы к ордену Ленина. Передаю вам также маленькое приветствие Председателя ЦИКа СССР товарища Калинина. Михаил Иванович написал вам несколько строк:
«Уважаемый товарищ Островский! Приветствую и вместе поздравляю Вас с получением ордена Ленина. От души желаю, чтобы эта награда послужила Вам приливом новых сил для Вашей столь полезной работы для народов Союза. С коммунистическим приветом М. Калинин. 21 ноября, 1935 года, Москва».
Горячо поздравляю вас, — продолжил Г. И. Петровский, — с высокой наградой, надеюсь, что она вызовет у вас прилив новых сил для вашей многополезной работы, для дела строительства социализма!
Петровский кончил речь.
Зажглись «юпитеры», ослепительно засверкали. Как огромная цикада, затрещал киноаппарат.
Григорий Иванович склоняется у постели Николая. В руках у него блеснул золотом орден Ленина. Он бережно прикрепляет его к гимнастерке Островского, по-отцовски дважды целует его.
Николай улыбается: видно, как по его щеке медленно скатывается капелька пота.
От горящих «юпитеров», ламп и большого количества народа в комнате становится нестерпимо жарко.
Я вытираю платком потный лоб Николая.
— Подожди, Рая, после, — шепчет он. И, сжав в руке дорогие документы, начинает говорить. Он говорит громко, звонким от волнения голосом… — …Я шел вперед потому, что меня окружала нежная ласка партии. И я теперь радостно встречаю жизнь, которая подарила мне возвращение в строй.
Только ленинская Коммунистическая партия могла нас воспитать в духе беззаветной преданности революции. Я хочу, чтобы каждый молодой рабочий стремился быть героическим бойцом, ибо нет счастья выше, как быть верным сыном рабочего класса, партии. И я могу сказать, что иначе быть не могло. В нашей стране только и могут быть такие молодые люди, ибо за нами стоит наша восемнадцатилетняя красавица, молодая, полная мощи, полная здоровья страна. Мы ее защищали от врагов, растили, вырастили, и мы теперь вступаем в счастливую жизнь, а впереди нас ждет еще более яркое будущее. Это будущее столь пленительно, что никто не может нас остановить в борьбе за него. И вот, как писала «Правда», слепой борец сопутствует великому походу народов…
Погасли «юпитеры». Стало немного прохладнее. Гости собрались уходить — им нужно на пленум. И тут телеграмма:
«Поздравляем с высокой наградой и горячо приветствуем. Мария и Виктор Ульяновы, Крупская».
Все ушли. Мы остались с Николаем одни.
— Раюша, освежи мне одеколоном или водой грудь и лицо: духота невероятная… Если бы не сознание того, что фильм о моем награждении нужен, что этого требует молодежь, которая хочет, но не может меня видеть, — никогда бы не согласился, чтобы меня снимали…
— Знаешь, Коля, — сказала я, начав обтирать его лицо, — мне хочется отдохнуть месяца два в Сочи, побыть с тобой. Так замоталась последнее время с работой, а здесь я буду тебе все же полезна.
— Если устала, я помогу тебе устроить отдых, Раюша, но… сам я собираюсь ехать в Москву. Мне нужен архив. Нужные материалы я здесь получить не могу. Давай лучше поедем вместе, и там я создам тебе все условия для отдыха. Будешь ходить в театры, музеи, читать.
— А может быть, тебе, Коля, не ехать? Архив выпишем. Перезимуем в Сочи… — проговорила я.
— Нет, нет, что ты! Ехать обязательно нужно.
Тогда я решилась:
— Ты знаешь, доктор Павловский категорически настаивает на том, чтобы поездку отложить. Говорит, что дорога тебя… утомит и нет нужды перегружать себя.
— Это моя забота, — ответил он твердо. — Я сам распоряжаюсь собой. Вот посоветуюсь завтра с молодежью. Ехать нужно, и, вероятнее всего, я поеду. Включи приемник, Раюша! В Ривьере, наверно, уже началось…
В этот вечер в театре «Ривьера» состоялся торжественный объединенный пленум Сочинского горкома партии, горсовета и горкома комсомола, посвященный вручению писателю Н. Островскому ордена Ленина.
Под бурные, долго не смолкающие овации в почетный президиум избираются руководители партии и правительства, избираются также Георгий Димитров, Эрнст Тельман…
В деловой президиум избираются Григорий Иванович Петровский, мать, брат и сестра писателя.
…Я включила радио, погасила в
