Театр и военные действия. История прифронтового города - Валерий Альбертович Ярхо
Когда Богоявленский храм, в котором служил о. Иоанн, попытались закрыть под предлогом неуплаты налога[288], священник продал свой дом и большую часть вырученных денег отдал на покрытие задолженности. Храм опять устоял, а старец-батюшка поселился с семейством в двух комнатках, которые выкупил в небольшом домике на улице Льва Толстого, в двух кварталах от Богоявленского храма.
В другой раз от закрытия храм спасли верующие. Когда представители горсовета пришли забирать ключи от церкви, прихожане – в подавляющем большинстве женщины – окружили церковь живой стеной и не допустили представителей власти в храм. Видя такое упорство, горсоветовцы решили «не связываться с фанатиками», списав это упорство на «бабью блажь». Махнули рукой – пускай себе тешатся, все равно коммунизм впереди. Дескать, «время работает на нас». Вскоре после того грянула война и советской власти стало не до того. Так действующий приход и сохранился до эпохи перемен и контакта на высшем уровне представителей церкви с руководством партии и правительства.
Возрождение приходской жизни
В скором времени после встречи Сталина с церковными иерархами был создан Совет по делам русской православной церкви при Совете Народных Комиссаров. Возглавил Совет Григорий Георгиевич Карпов, который к 1945 году вырос чином до генерал-майора НКВД. При Совете по делам русской православной церкви действовал аппарат уполномоченных, каждый из которых курировал территорию одной из областей. В Москве и Московской области долгие годы делами церкви ведал Алексей Алексеевич Трушин 1912 года рождения, старший офицер госбезопасности, член партии с 1942 года.
Архив уполномоченного Трушина – бесценный источник сведений по истории церкви в Москве и Подмосковье, раскрывающий многие особенности жизни того времени. В этом архиве, который нынче находится в ЦГАМО (Центральный государственный архив Московской области) сохранились подлинные документы, описывающие весь путь принятия решений по открытию храма или обоснований причины отказа в просьбе.
Уполномоченный Совета по делам русской православной церкви товарищ Трушин докладывал председателю Совета товарищу Карпову о состоянии дел на 1 апреля 1944 года:
«В Коломенском районе недействующими значатся 82 храма. Из них 50 заняты под хозяйственные и культурные нужды.
В Луховицком районе нет ни одной церкви. Из 30 недействующих храмов 24 заняты под хозяйственные и культурные нужды.
В Малинском р-не открыта 1 церковь, из недействующих 25-ти 19 заняты под культурно-хозяйственные нужды.
В Озерском районе нет ни одной действующей церкви. Из 6 недействующих храмов 5 заняты под культурно-хозяйственные нужды.
На 1 апреля 1944 года в Московской области при действующих церквях зарегистрированы 3 епископа, 215 священников, 41 дьякон, 5 псаломщиков»[289].
Далее тов. Трушин извещал руководство:
«По состоянию на 1 апреля 1944 в исполнительный комитет Мособлсовета поступило 208 заявлений об открытии церквей, из которых 201 заявление по районам Московской области и 7 по городу Москве.
Рассмотрено 115 заявлений. Из них по 112 заявлениям ходатайства верующих решением исполкома Мособлсовета отклонено, а по трем были написаны заключения об открытии церквей, и они были направлены в Совет. Последний же (Совет) постановил 28.02. 1944 года открыть церкви в Малинском, Виноградовском и Коломенском районах Московской области.
В Коломенском районе бывший юрист Волков Иван Петрович, сын священника, через церковные советы возбудил ходатайства об открытии церквей в селе Черкизово. Так же архитектор-художник Комиссии по учету и охране памятников искусства при СНК СССР Константинов-Волков, сын дьячка, разъезжая по районам Московской области, предлагает церковным старостам организовывать группы верующих и ставить вопрос об открытии церквей»[290].
Весь процесс попыток открытия храмов в документах просматривается досконально. Прежде всего, верующим, желающим получить храм «для проведения в нем религиозных обрядов», надлежало в местном органе советской власти – горсовете – зарегистрировать религиозную группу, состоящую не менее чем из 20 человек, так называемую «церковную двадцатку».
Члены «двадцатки» должны были указывать все свои паспортные данные, фактически открыто заявляя об исповедании веры. В «двадцатке» не могли состоять лица моложе 18 лет и лишенные избирательных прав, как их тогда называли «лишенцы», а также члены коммунистической партии и комсомола.
После регистрации «двадцатки» и подачи заявки на открытие начиналось некое действо, которое протекало «за кулисами», сокрытое от глаз «непосвященных». Успех дела зависел от множества обстоятельств, «тонкостей» и «нюансов». В случае с черкизовской церковью делу помогло то, что на момент подачи прошения об открытии храма церковной «двадцаткой» в 1944 году Никольская церковь Погоста Старки в селе Черкизово официально не считалась закрытой. После того, как в 1940 году умер последний священник, нового не сыскалось, и в храме прекратилась служба. Все то время, пока храм «стоял без пения», как принято говорить в таких случаях, вся церковная утварь, книги, облачения, иконостас XVIII века сохранялись в неприкосновенности как храмовое имущество. Ключи от запертого храма находились у члена церковной «двадцатки» Е. Г. Кудиновой. В 1944 году из лагерей стали выпускать тех иереев, которые выжили в заключении. Среди таковых «отпущенников» был о. Павел Тихвинский. На первых порах после освобождения из лагеря он жил в поселке Вербилки Талдомского района Подмосковья, но не служил, потому что в Вербилках храм как закрыли в 1931 году, так уже и не открывали. Из Вербилок о. Павел со своей супругой Ольгой Николаевной перебрался в Черкизово, куда его определили на праздное место священника Никольской церкви Погоста Старки. Никольский храм не пришлось открывать заново. В нем просто возобновили служение[291].
Изменения политики партии в отношении Церкви мало коснулись единственного Коломенского прихода. Все также служил в Богоявленской церкви один-единственный священник о. Иоанн Розанов. Был он уже совсем стар, и случалось, что он даже не имел сил идти в храм. Не дождавшись его в церкви, прихожане шли к нему домой и везли старца в храм на службу – летом в ручной тележке, а зимой на саночках. Дороги были «горбатые», мощенные булыжником, зимой с ледяными колдобинами, и бывало, что о. Иоанн выпадал из салазок или тележки, на которых его везли в храм. Его поднимали, усаживали и везли к храму, где о. Иоанна ждали страждущие духовного наставления и утешения.
Для верующих старичок-священник был как пламя церковной лампадки, колеблемой холодными ветрами. Все боялись, что пламя этой жизни угаснет, и горячо молились о пастыре[292].
Светлый праздник
В апреле 1945 года председателям исполнительных комитетов районных советов Московской области были разосланы инструкции уполномоченного Совета по делам русской православной церкви Трушина:
«В связи с приближением церковного праздника Пасхи (6 мая 1945 года) Исполком Мособлсовета предлагает провести следующие мероприятия:
Предупредить религиозные общины действующих церквей о необходимости соблюдения правил светомаскировки.
Принять через органы милиции необходимые меры к соблюдению общественного порядка в дни скопления верующих и не препятствовать совершению крестных ходов вокруг церквей во время пасхальной службы, о чем предупредить сельсоветы, на территории которых имеются действующие церкви.
Не позднее 8 мая сего года выслать в Исполком Мособлсовета ориентировочные данные о посещаемости церквей, с указанием в процентах отношения к общему количеству женщин, мужчин и молодежи. Так же сообщить об имевших место происшествиях»[293].
В ответ 8 мая 1945 года председатель коломенского Исполнительного комитета Коломенского горисполкома Совета депутатов трудящихся Каневский сообщал «ориентировочные данные о посещаемости церкви в г. Коломна во время празднования религиозного праздника Пасха». По данным, собранным сотрудниками коломенского Исполкома, всего на пасхальных богослужениях в Богоявленской церкви присутствовало 3500 человек. Из них женщин 80 %, мужчин 10 %, молодежи и подростков 10 %.
Спустя еще 8 дней, 16 мая 1945 года, Райисполком коломенского Совета депутатов трудящихся сообщал уполномоченному Совета по делам русской православной церкви по Москве и Московской области, что в день Пасхи – 6 мая 1945 года – в Черкизовской церкви состоялось богослужение, которое посетили 2700–2800 человек. Из них женщин 65 %, мужчин 5 %, молодежи 30 %.
Исполком Луховицкого Райсовета 12 мая 1945 года рапортовал, что в день Пасхи в Долгомостьевской
