Театр и военные действия. История прифронтового города - Валерий Альбертович Ярхо
У меня есть ряд замечаний по спектаклю. Они не существенны, но я считаю нужным высказать их вам. Нужно ускорить темп сцены «на колокольне» – быть может, за счет некоторых сокращений пьесы. Сцена сделана хорошо, но где-то в середине темп теряется. И вообще темп пьесы несколько замедлен, что, по-видимому, объясняется, как вы пишете, отсутствием репетиций на сцене МХАТа.
Исполнитель роли Пеклеванова – хорош – но первую сцену (с Вершининым) он ведет не с той силой, с какой проводит сцену в фанзе. По-видимому, сцену с Вершининым нужно играть более темпераментно. Исполнитель роли Вершинина мне тоже нравится, но, думается, грим его несколько староват, он держится довольно грузно.
Замечательны исполнители второстепенных ролей. Исполнитель роли Знобова просто превосходен. Если бы МХАТ (не говорите только этого исполнителю, чтобы не зазнался) вздумал ставить «Бронепоезд», я бы ему рекомендовал взять на роль Знобова именно этого исполнителя. Какая сдержанность, сила, задумчивость и вместе с тем народность! Великолепен машинист Никифоров, крестьянин Петров, член штаба Семенов.
Извините, что пишу, не называя фамилий исполнителей. Дело в том, что я на даче, а программу с фамилиями я оставил в городе.
Я видел много постановок «Бронепоезда» – и у себя на родине, и за границей, и признаюсь – спектакль «Бронепоезда» в исполнении вашего коллектива одно из лучших воспоминаний из числа общих воспоминаний о «Бронепоезде». Во-первых – хорошая игра, а во-вторых, играют хорошо рабочие. Это замечательная игра их указывает на возросшую культуру советского народа, на то, что люди многому научились, и среди этого многого научились понимать и любить искусство. Любовь к искусству – а без любви такого спектакля не могло получиться бы – одно из лучших украшений жизни. Любовь к искусству обогащает нашу жизнь, делает ее возвышенней и чудесней.
Очень сожалею, что по застенчивости я не пришел за кулисы и не поблагодарил коллектив за проделанную отличнейшую работу. Прошу вас передать вашему коллективу мою искреннюю благодарность и пожелание дальнейших успехов в его работе. Я скоро уеду в несколько длительных поездок и вернусь в Москву только в декабре. Если приблизительно к этому времени вы задумаете показать «Бронепоезд» еще раз и позвоните мне, сообщив о дне спектакля, я приеду в Коломну, тогда встретимся и поговорим.
Извините за несколько бессвязное письмо. У меня, как говорит Незеласов, «чудовищно болит голова» – вчера ночью много работал, устали глаза, и всегда после усталости боль и плохо укладываются мысли.
Желаю вам всего доброго
Всеволод Иванов
9 июня 1953 года
Переделкино».
Каким образом письмо Иванова, адресованное Лавуту, попало в бумаги Немова, сказать трудно. Оно лежало вместе с программкой спектакля, но не того, о котором писал драматург, а другого. Спектакль по пьесе «Бронепоезд 14–69» был представлен театральным коллективом Дворца культуры Завода им. Куйбышева города Коломны на Всесоюзный смотр художественной самодеятельности рабочих и служащих и сыгран в четверг 15 декабря 1955 года в помещении Театра им. Пушкина[297].
В следующий раз Лавут привез на Всесоюзный фестиваль спектакль «Плутни Скопена» по Мольеру, в котором Василий Васильевич выходил на сцену в роли господина Жеронта. В отличие от громоздкого в постановочном плане «Бронепоезда», пьесу Мольера играли часто, и шла она с большим успехом.
В чем Немову по-прежнему не было равных, так это в устройстве новогодних праздников. Если в административной иерархии ДК Василий Васильевич утратил свои позиции, то роль организатора новогодних праздников оставалась за ним по-прежнему. В этом он был незаменим. В 1956 году случилось знаменательное событие. В этом году ДК завода им. Куйбышева открылся после основательной перестройки, и с этого года праздник новогодней елки для детворы стали проводить в спортзале ДК.
Елка в Дворце культуры завода им. Куйбышева в 1956 году
Эта фотография фиксирует собой наступление новых времен, символом которой стала ёлка в новом уборе. В 1955 году ДК завода им. Куйбышева полностью обновил коллекцию ёлочных игрушек, приготовили новую красную звезду, а главное, оснастили её электромоторчиком, который после многочисленных громогласных скандирований «Ёлочка гори», незаметно включался и по елочным гирляндам пробегали мигая огни, а сама ёлка начинала вращаться, поворачиваясь к детворе разными сторонами.
В московском Центральном доме работников искусств коломенцы представили комедию «Машенька» по пьесе Афиногенова, сыгранную силами коломенских любителей. Эти успехи и энтузиазм нового поколения самодеятельных артистов привели к тому, что в 1961 году драматический коллектив ДК завода им. Куйбышева сменил статус. Вот как описывает этот процесс местная газета:
«18 мая 1961 года на собрании драматического коллектива Коломенского тепловозостроительного завода обсуждался вопрос о достойной встрече 22 съезда КПСС. Решено подготовить спектакль «Остров Афродиты». 8 июня бюро драматического коллектива обсуждало вопрос об открытии народного театра. Сессия коломенского городского совета, рассмотрев вопрос о деятельности театрального коллектива тепловозостроителей, вынесла решение создать на базе этого коллектива народный театр. Директором назначен И. Д. Краснов, режиссер А. С. Лавут, художественный руководитель М. П. Данилин. При театре планируется создать студию, в которой будут преподавать профессиональные актеры»[298].
Наставлять молодежь театральной студии Народного театра Лавут позвал Моисея Львовича Рошаля, художественного руководителя и главного режиссера Московского областного театра имени Н. А. Островского. В труппе театра и студии были заняты около 100 человек. Среди них Василий Васильевич был почитаем как ветеран и знаток… Но это был не его театр, хотя по логике развития событий именно он и мог его возглавить. А тут пришлые… Варяги… Со связями в диаспоре…
Но амбиции амбициями, а против фактов не пойдешь. Первый выпускной спектакль коломенской студии, которой руководил Рошаль, «Продолжение легенды» произвел сенсацию. Его записали для Центрального телевидения и дважды, в 1968 и 1969 году, показали во всесоюзном эфире. О коломенском театре писали центральные печатные издания: журнал «Театральная жизнь» (1967), журнал Soviet woman (1969). В этом была заслуга и М. Л. Рошаля.
Нельзя сказать, что Немов вступил в конфликт с Лавутом, но что-то такое было. Это заметно из письма, обнаруженного в бумагах Василия Васильевича. Писано оно в Химках 15 июля 1973 года. На письме пометка «ответ на письмо на вспышку А. С. во время генеральной репетиции при зрителях». Вспышка, значит, была. Но потом было и письмо:
«Ваше письмо доставило мне радость!
Благодарю за поздравление, добрые пожелания и за подарок! Самое дорогое – это признание людей, с которыми работаешь, знающих тебя много лет в повседневной черновой работе, а не на парадах. Значит, наблюдавшие тебя в различных ситуациях, когда бываешь и не сдержан и резок, то есть во власти импульсных порывов… И если это не оставляет в памяти глубоких следов, а тебя оценивают по более существенным критериям, такое признание, пожалуй, самая дорогая и высшая награда.
Особенно приятно, что столь лестный отзыв я получил от вас, Василий Васильевич, талантливого артиста, умудренного богатым жизненным опытом, повидавшего на своем веку огромное количество людей и разных режиссеров в том числе.
Спасибо за теплые слова и добрые пожелания.
Желаю вам здоровья и радости творчества. Самые лучшие пожелания. Привет вашей супруге и дочери!
Ваш А. С.»
Оба были немолоды, оба прихварывали. В апреле 1973 года Василию Васильевичу исполнилось 80 лет. И вот 26 марта 1974 года Абрам Соломонович пишет из Химок… только вот куда? Очевидно, Василий Васильевич где-то лечился, когда получил это письмо:
«Дорогой Василий Васильевич, уже знаю о беде, случившейся с вами, и никак не соберусь написать. Шлю ответ на ваше письмо с большой задержкой. За письмо спасибо и прошу простить меня за столь замедленную реакцию на события, к которым, поверьте, я не остался равнодушным. Моя болезнь совсем выбила из колеи. Нахожусь абсолютно в нерабочем состоянии. Не хватает усилий даже на письма. Казалось бы, столько вокруг свободного времени –
