Озаренные - Леонид Михайлович Жариков
В бригаде Леонида Харсики собрались люди как на подбор. Коммунист Головко Василий начал трудовую жизнь с восьми лет — остался без отца, погибшего на фронте. Малыш стал главой семьи: пахал на быках, траву косил, зимой кормил колхозный скот, потом выучился на шофера. Служил в армии в парашютных частях. Теперь строитель-монтажник. Сын Володя учится в техникуме, комсомолец, растет достойная смена.
Рамазан Саурамбаев — человек «со дна моря», как шутят о нем товарищи. Дело в том, что Рамазан родился в поселке Илийском, который теперь находится под водой. Саурамбаев закончил техникум, в бригаде работает механиком.
Саша Никлушов на свою высокую зарплату построил дом отцу, да не просто дом, а хоромы из семи комнат. Саша — ударник коммунистического труда, любит профессию строителя, гордится ею.
Среди рабочих бригады оказался еще один донбассовец, шурин Леонида Харсики, бывший забойщик с шахты «Юнком». Он активно поддержал своего шурина Леонида в разговоре о шахтерах и строителях.
— Наша профессия тоже интересная и тоже творческая, — сказал он о строителях.
— Монументы строим, — добавил Илюшин, лучший сварщик Казахской республики, — монументы создаем в честь Его Величества Хлеба!
— Не в честь хлеба, а во имя народа... Подарок века двадцатого веку двадцать первому.
...Подарок века двадцатого веку двадцать первому... Мысль бригадира понравилась всем своей глубиной, устремленностью в будущее и ответственностью.
— Это точно, — согласился с бригадиром Саша Никлушов. — Мы творим завтрашний день, разве не так? Некоторые говорят: будущее никому не известно, даже пророкам... А по-моему, оно такое, каким мы его создаем сегодня. Как мы живем, как мыслим, трудимся, как растим детей, таким предстанет и будущее.
— Молодец, философ, — сказал Леонид Харсика, все почувствовали, что он одновременно подшучивает над товарищем и одобряет его. — Мы живем в двадцатом веке, а лет через двадцать с хвостиком будем жить в двадцать первом веке, явимся туда создателями элеваторов, дворцов, электростанций, заводов и целых городов... И если сегодня будем строить плохо, то как мы посмотрим в глаза будущим поколениям? Они будут судить о нас по делам нашим точно так же, как мы сегодня славим и критикуем строителей первых пятилеток, с улыбкой смотрим на дома-тракторы, дома-звезды, дома-самолеты... Конечно, тогда было другое время, строили наскоро: надо было спешить, надо было строжайше экономить народные деньги... Архитекторы тех лет тоже спорили, искали, часто пускались в кубизм, конструктивизм. А мы теперь смотрим и улыбаемся — вот какова ответственность строителя: за каждый кирпич, за каждый блок в фундаменте мы в ответе перед будущим.
В разговор вступил сварщик Илюшин:
— Конечно, если мы настроим вместо домов чемоданов, шкафов и этажерок, то над нами тоже в будущем посмеются... То ли дело — идешь по Ленинграду: что ни дом, то картина, поэма в камне!
— Да, конечно, — заключил главный инженер Макачрук. — Строительство — это сплав множества наук — философии, истории, нравственности и эстетики... Но когда хлеб некуда ссыпать, когда урожай гибнет, тут подумаешь над вопросом: экономика или эстетика. Чаще всего первое берет верх. Например, наша стройка замедляется ввиду отсутствия ассигнований. Говорят — мало риса. Но, во-первых, завтра его будет больше, а во-вторых, элеватор можно использовать под хлеб — зернохранилищ не хватает.
— Деньги урезают, а ответственность остается, — заметил Леонид Харсика.
— В любом случае строитель и архитектор — художники. И профессию нашу нужно соединять с искусством, — не сдавался Илюшин.
Я с волнением вслушивался в тот заинтересованный и глубокий, деловой разговор. Удивительно, как вырос наш рабочий класс, как рядовые строители взыскательно и по-государственному решают сложные вопросы жизни и работы.
И все споры, какими бы горячими они ни были, сводились к одному. Капчагайское море — это то новое, что неизбежно повернет на новый путь весь уклад жизни этого совсем недавно пустынного края.
Мы возвращались в Алма-Ату поздно вечером. Над хребтами Заилийского Алатау, над синим морем Капчагая мерцали высокие звезды.
———
Почему нас волнуют документы истории, забытые и вечно живые ее страницы? Не потому ли, что сквозь них проглядывает мудрое лицо времени? Лежит предо мной пожелтевший листок чуть больше ладони, под его полустершимися строками, как отдаленное эхо, слышится гул прожитых лет.
СОВНАРКОМУ УССР
5 ноября 1920 г.
Ново-Троицкое
При занятии 1‑й Конной Армией имения Аскания-Нова там оставлен представитель РВС с охраной, дабы предотвратить от разгрома проходящих частей столь ценного советского имения с единственным в мире зоологическим садом, с большим количеством овец, скота и хлеба. Сообщаем, что будем нести охрану в имении до 15 ноября, после чего просим принять от нас таковое для передачи Соввласти.
В имении на 1 октября числилось племенных заводских овец 6162, волов 66, кобылица английская заводская одна, лошадей приплода 1929 штук, верблюдов 75, буйволов 20. В зоопарке млекопитающих 32 вида, всего 256 штук, птиц 166 видов, всего 1422 штуки, зерна пшеницы 6000 пудов, ржи 5000 пудов и ячменя 3000 пудов.
Реввоенсовет 1‑й Конармии Буденный, Ворошилов.
Начполештарм Лецкий
Украина, житница хлеба черного и золотого! Не окинуть взором ее просторы. От села к селу, от рудника к руднику и дальше, покуда хватит глаз, колышет ветер пшеничное море колосьев. А в другом краю белеют ковыли заповедных степей. Там не слышно шахтерских гудков или грохота машин. Тишина веков опустилась над безбрежной равниной, будто само время остановилось и отметило свой путь каменными половецкими бабами, разбросанными то здесь, то там по степи.
Волнует сердце живой документ истории, бесстрастный и горячий свидетель минувшего. Когда-то и здесь, в скифской дикой степи, простучали копыта красной конницы. Ее вели два легендарных героя — сын вольного Дона Буденный и сын угольного Донбасса Ворошилов. Они принесли сюда на своих алых знаменах новую правду трудового народа, доброту и заботу о будущем.
ОРЛИНАЯ СТЕПЬ
Под чужим горячим солнцем,
посреди чужих созвездий
Не кричат — забыли слово,
Не поют — не помнят песни.
Б. Ластовенко
Собираясь в Асканию-Нова, я долго не мог освободиться от навязчивого наивного представления, будто увижу там старинный домик управления, до крыши заросший сиренью, а возле домика дедушку с ружьем, охраняющего заповедник. На самом деле это был
