Картинные девушки. Музы и художники: от Веласкеса до Анатолия Зверева - Анна Александровна Матвеева
Ну а главное событие 1885 года оказалось никак не связано с поездкой в Париж – всё произошло в родной Норвегии, в домике у моря, снятом на лето его семьёй.
Самый красивый мужчина
Эдвард Мунк был красивым мужчиной (некоторые даже называли его самым красивым мужчиной в Норвегии) и очень нравился женщинам. Одной из первых его разглядела Эмилия Андреа Илен (в замужестве Таулов), которую все называли ласковым прозвищем Милли. В дневниках[72], которые Мунк вёл на протяжении всей жизни, замужняя красавица Милли фигурирует под псевдонимами «фру Д.» и «фру Хейберг»; себя же Мунк именует там Карлом (Карлеманом), Брандтом и Нансеном. Псевдонимы он придумывал и для других персонажей своих записей: сестру Софи называл Бертой, Туллу Ларсен – «фрёкен Л.» и так далее. Мунк чаще писал о себе в третьем лице, отстранённо, но при этом глубоко и безжалостно препарируя чувства. Литературная значимость этих дневников несомненна, ведь в отличие от многих художников Эдвард Мунк придавал огромное значение вербальному выражению идей и мыслей, а кроме того, великолепно владел словом и обладал яркими способностями к чётким формулировкам, превращающимся порой в полноценные афоризмы, из которых едва ли не каждый второй просится в эпиграфы. В текстах Мунка – изобилие библеизмов, это у него, конечно, из детства. Как сказано авторами предисловия к русскому изданию его сочинений Еленой Рачинской, Марией Макаридиной и Евгенией Воробьевой, «он как-то обмолвился, что хотел стать не художником, а писателем, и… многие его замыслы рождались именно в текстах». В тексте впервые прозвучал тот самый «Крик», который не смолкая звучит в ушах всего человечества. Мунк не только вёл дневники, он писал стихотворения, статьи, зарисовки, в его архиве – наброски романа и пьесы. Близко друживший с выдающимися и просто известными писателями того времени – Егером, который призывал Мунка «писать свою жизнь», а также Ибсеном, Стриндбергом, Пшибышевским, он и сам оставил след в литературе и, конечно, знал в ней толк. Исследователи отмечают, что в литературном наследии Эдварда Мунка около 3000 страниц, не считая писем – всё это было завещано муниципалитету Осло. Кое-где имелись пометки «сжечь», но поскольку сам художник этого не сделал и, более того, выразил пожелание, чтобы заметки после его смерти смогли «просмотреть свободомыслящие понимающие люди», архив Мунка дошёл до наших дней без купюр.
События 1885 года Эдвард Мунк опишет в дневнике лишь спустя несколько лет, что также доказывает, какое мощное разрушительное влияние они на него оказали. Роман с замужней 25-летней дамой – она была на 4 года старше Эдварда – Милли Таулов навсегда изменил его жизнь. Милли – рыжеволосая красавица с зелёными глазами (у женщин с картин Мунка довольно часто рыжие и почти всегда длинные волосы; художник придавал женским волосам особое значение, они, как путы, связывают мужчин на портретах и держат на привязи, даже когда отношения прекратились: «Вампир» или «Любовь и боль» (1893, Музей Мунка), «На волнах любви» (1896, частная коллекция), «Расставание» (1896, Музей Мунка), «Грех» или «Женщина с рыжими волосами и зелёными глазами» (1902, Метрополитен-музей) и так далее). Детей у них с мужем нет, брак, судя по всему, открытый, и Милли, увлёкшись молодым и красивым Мунком, проводит с ним время в своё удовольствие. Эдвард, выросший в пуританской семье, впервые ощущает, как связаны наслаждение и грех, прелюбодеяние и раскаяние. Женщину он отныне и навсегда воспринимает как медузу или вампира, высасывающего из мужчины все силы.
«Не прелюбодействуй…
Он вспомнил то ощущение, которое возникало у него в детстве, когда отец читал десять заповедей.
Он совершил прелюбодеяние – всё стало вдруг таким мерзким…
<…>
Неужели об этом он мечтал, за это так долго боролся?
Это опасное наслаждение и ощущение бессилия после…
<…>
Он подобрал с пола несколько шпилек. Потом нашёл носовой платок.
Посмотрел на инициалы – инициалы мужа; должно быть, она вышивала их к свадьбе».
Эта запись из дневника Эдварда объясняет, почему роман с Милли Таулов продлился недолго. Атле Нэсс, автор монографии о Мунке, утверждает, что уже в марте 1896 года он, «одетый монахом, танцует с юной Гудрун Лёкен». Но Милли глубоко ранила его душу – даже спустя многие годы она то и дело мерещилась ему на улице, а когда Мунк узнал, что Милли развелась с мужем и вышла замуж за какого-то актёра, то долго не мог прийти в себя.
Мунк часто придавал персонажам картин свои черты или черты близких – на его полотнах появлялись все его возлюбленные, за единственным исключением. Он никогда не рисовал Милли Таулов, более того, после встречи с ней Эдвард принялся работать над картиной «Больная девочка», для которой ему позировала юная Бетти Нильсен. Да, это картина-посвящение умершей сестре, но вдохновила его на работу всё-таки Эмилия, пусть даже здесь не разглядеть её лица. Накал страстей был столь велик, что художнику требовалось выплеснуть его, освободиться любой ценой, пусть и с помощью работы. Неслучайно он сам так ценил и любил эту картину.
«Какой глубокий след оставила она в моей душе – никакой другой образ не в состоянии его вытеснить…
Быть может, это она отняла у меня вкус к жизни, потому что я отдал ей свой первый поцелуй – оттого, что она лгала – предавала – а затем вдруг сорвала пелену с моих глаз, и я увидел голову Медузы – увидел жизнь как великую муку – всё, что раньше было окутано розовой пеленой, – явилось мне пустым и серым».
Эдвард Мунк ещё в юности решил, что никогда не женится и не заведёт детей, – его пугала дурная наследственность. «Болезнь, безумие и смерть – чёрные ангелы, стоявшие у моей колыбели. Рано умершая мать оставила во мне ростки чахотки, чрезвычайно тревожный, фанатично верующий отец – ростки безумия», – писал Мунк.
Из пятерых детей Кристиана и Лауры только Ингер можно было назвать относительно здоровой. Софи умерла от туберкулёза ещё подростком, сам Эдвард всю жизнь страдал как от физических, так и от психических недугов, Андреас скончался от воспаления лёгких в возрасте 30 лет, не дождавшись рождения дочери Андреа, – единственного представителя следующего поколения во всей этой большой семье. Лаура ещё в подростковом возрасте проявляла признаки душевной болезни – Мунк вспоминал, как «она сидела, уставясь прямо перед собой – говорила, что ослепла, – её смущало, что у неё растёт грудь – она будто бредила – стала странной и упрямой»[73]. Бедняжка Лаура постоянно называла
