Адольфо Камински, фальсификатор - Сара Камински
В последнее время участились визиты в лабораторию подозрительных незнакомцев, которые представлялись приятелями моих давних друзей из сети Жансона и просили напечатать для них поддельные документы. Я неизменно отказывался, вежливо, с милой улыбкой. Еще мне попался недавно недобросовестный ученик из итальянских сторонников Фронта национального освобождения. Я честно обучал его несколько месяцев, как вдруг он мне заявил:
– Отлично, про бумаги я все усвоил. А как печатать деньги? Покажите!
В ярости вышвырнул его вон, бесповоротно и непреклонно отстранив от профессии.
Невидимый, незаметный, я никогда не выходил из тени на свет, не участвовал в политических акциях. Не посещал людных мероприятий. Пользовался исключительно псевдонимом. Не получил ни единого ордена, ни одной медали. В газетах не появлялось моих фотографий. И все-таки в сети мое имя знали слишком многие. Пришлось признать очевидный факт: сейчас я в опасности.
Напротив Арен Лютеции я спустился по лесенке с широкой улицы Монж к улице Роллен. На ступеньках сидела и целовалась парочка, я едва не наступил на край их одежды. Отыскал старинный мрачноватый дом, открыл скрипучую дверь, поднялся пешком на пятый этаж.
Строгая дама, похожая на школьную учительницу, должно быть жена хозяина, открыла дверь. Я оказался в скромной темной квартирке, заваленной книгами.
– Проходите, не стесняйтесь. – Дама проводила меня по узкому коридору и указала на дверь в крошечный кабинет.
Здесь тоже было темновато и тесно. Анри Кюриэль с приветливой улыбкой поднялся мне навстречу.
– Мсье Жозеф! Наконец-то я вижу вас! Ваш визит для меня – великая честь! А я и не знал, как выглядит самый скромный и таинственный подпольщик, что вечно прячется в тени.
Сам Кюриэль высокий, очень худой, сутулый, хрупкий. Глаза казались маленькими за толстыми линзами очков. Профессорские манеры, особый юмор и добродушие. Неслучайно его в сети прозвали Стариком.
– Мы с вами вместе работаем целую вечность, а так и не познакомились, – продолжал он любезно. – С 1959-го, если не ошибаюсь? Надо же, целых двенадцать лет! Сколько пользы мы принесли несчастным братьям повсюду! Чему обязан удовольствием вас лицезреть?
– Мне трижды принесли один и тот же паспорт в качестве образца.
Он глядел на меня с вежливым недоумением. Я взгромоздил на письменный стол большой саквояж и раскрыл его.
– Вручаю вам торжественно все свое имущество. Тут расчетные таблицы и формулы. Набор печатей. Красители всех оттенков. Образцы необходимых документов разных стран. Портативный нагреватель для пластиковых покрытий. Берегите, не потеряйте. Мне еще многое предстоит передать вам. Когда можно зайти в следующий раз?
Кюриэль упал в кресло, онемев от возмущения и обиды.
В самолете, улетая из Алжира в Париж, я принял окончательное решение завязать с подпольной деятельностью. Разгадка странных возвращений проклятого паспорта открылась бы мне в тюрьме, не иначе. А если меня запрут в четырех стенах, много ли пользы я принесу прогрессивному человечеству?
Беглен приглашал занять ответственный пост в Национальной металлургической компании сроком на два года. Поначалу я отказался. Но как только увидел зловещий паспорт у него в кабинете, одумался. В конце концов, почему бы и нет? Не на два года, а на год, не больше.
Меня спалили, точнее слова не подберешь. Осталась горстка пепла. Нужно развеять его по ветру, слиться с пейзажем, залечь на дно, пока секретные службы не позабудут обо мне окончательно.
Простейшие вычисления: мне сорок шесть, а фальсификатором я стал в шестнадцать. Тридцать лет – приличный стаж. Чудо, что я проработал так долго и не попался.
Знал, что мое бегство нанесет удар по сети Кюриэля, поэтому, сперва ошеломив, постарался успокоить Старика, пообещал оставить вместо себя двух толковых учеников на смену, чтобы Маттеи успешно продолжал помогать повстанцам во время моей вынужденной отставки. А испанским противникам Франко и вовсе нечего обижаться: я обучил для них стольких фальсификаторов, что им хватит с лихвой до моего возвращения.
Дети у меня совсем взрослые, захотят повидаться – пусть прилетают в Алжир. Я холост. Имущества нет. Лишь прикрою фотоателье на время и буду издалека платить за аренду лаборатории. Мсье Пёти все уладил, когда мне пришлось бежать в Бельгию. Уладит и теперь.
В конце декабря 1971 года я улетел в Алжир. Надеялся, что через год вернусь и вновь займусь подделкой документов. Но жизнь распорядилась иначе. В Алжире я провел десять лет и перестал быть фальсификатором навсегда. Я встретил прекрасную местную девушку, студентку юридического факультета, которая безвозмездно помогала Народному движению за освобождение Анголы. Лейлу, твою маму. И мне впервые по-настоящему захотелось начать жизнь заново, наслаждаться солнцем, покончить с тенью, бессонницей, страхами и подпольной борьбой.
Знаешь, теперь я частенько вспоминаю ту первую подделку. С тех пор прошло шестьдесят шесть лет. Мог ли я предположить, что простое удостоверение определит мою судьбу, изменит все безвозвратно. Движение Сопротивления для многих закончилось вместе со Второй мировой. У меня сложилось иначе. Беспрерывное сопротивление несправедливости, сегрегации, неравенству, расизму, нацизму, диктатуре длилось и будет длиться. Я принимал в нем участие в качестве фальсификатора.
Многие не понимают причин, по которым я продолжил борьбу после освобождения Франции. Если опасность больше не угрожает тебе лично, зачем рисковать жизнью, бояться ареста ради каких-то незнакомых людей, живущих на другом конце света?
Но мое служение международному освободительному движению – логичное продолжение событий Второй мировой. В 1944 году я увидел собственными глазами, как группка мужественных решительных самоотверженных людей побеждала смерть и дарила свободу многим. Нонконформизм – мощная сила, достойная уважения, если не нарушает прав человека, никого не унижает и не притесняет.
Тридцать лет я сражался единственным оружием, которое у меня есть: научными познаниями, изобретательностью и неколебимой преданностью идеалам. Реальность подчас ужасна, мучительна, невыносима. Невозможно наблюдать безучастно за тем, что творится вокруг. Я старался внести свою лепту, что-то изменить, приблизить чудесный, пока что воображаемый мир. Мир, где фальсификатор никому не понадобится. Я и сейчас мечтаю о таком.
Эпилог
По зрелом размышлении я решила завершить книгу о моем папе 1971 годом, когда он отошел от подпольной деятельности. Ограничиться описанием его участия в Сопротивлении и международном освободительном движении. Мне казалось, что другая его жизнь, хорошо мне известная, неинтересна никому, кроме узкого круга самых близких родственников и друзей. Написала слово «КОНЕЦ». И вдруг спохватилась. У меня еще остались вопросы. Я узнала, почему он переехал в Алжир, но понятия не имела, что случилось потом.
Пришлось пристать к нему вновь.
Я переселился в Алжир за несколько дней до наступления 1972 года. Новый год, новое счастье, новая жизнь. Стал преподавать фотографию, фотогравюру и типографское дело в Школе изящных искусств молодым талантливым алжирцам.
В 1973 году я собирался вернуться в Париж, однако год пролетел, а я и не заметил… Мне было так хорошо. Я расслабился,
