Моя Америка - Шерман Адамс
В то время я походил на многих других черных, которые были довольны жизнью, пока можно было держаться за пределами гетто, покупать элегантную одежду, иметь новый автомобиль и проживать в одном из белых пригородов в собственном доме с плавательным бассейном во дворе.
Немлон, напротив, разделял мысли «черных мусульман», стал впоследствии членом их организации и вместе с двумя другими соратниками купил маленький овощной магазинчик на Виндзор-стрит.
Мистер Сейлор, которому также приходилось работать за двоих, чтобы содержать жену и троих детей, тоже соглашался со всем, что говорили «черные мусульмане»:
— Я, мои братья и сестры родились здесь, на Севере, и никогда не имели ни черта. Мы ездим вместе с белыми в автобусе и голосуем вместе десятки лет, но по-прежнему так же бедны, как те несчастные на Юге, которые снимают шляпу перед белыми и в которых стреляют, если они пытаются голосовать. Я работаю круглые сутки, но не имею средств, чтобы взять отпуск и провести его с семьей.
Родители мистера Сейлора часто болели, а их лечение вместе с квартплатой и расходами на питание собственной семьи поставили Сейлора на грань разорения. В конце концов он впал в отчаяние, украл чек и угодил в тюрьму на пять лет.
Его братья — Мерл и Сильвестер — стали наркоманами и не раз попадали за решетку. Их старшая сестра Фрэнсис пристрастилась к алкоголю и умерла в бедности в приюте.
В воскресенье мусульмане пригласили меня посетить их мечеть. Она была расположена в том же квартале, что и центр социального обеспечения, и стена в стену с регистрационным бюро, которое отправляло меня в армию «дядюшки Сэма». В этот жаркий, влажный июльский день мечеть была забита до отказа потными черными телами, одетыми в лучшие выходные костюмы. Впереди висела карта Африки, а также красно-белый флаг с исламской звездой и полумесяцем. На большой картине были изображены три черных человека, повешенные на дереве со связанными за спиной руками; их окружала толпа улыбающихся белых. Под картиной значилось: «Американская свобода, справедливость и демократия».
Проповедника мечети звали брат Еремия. Это был низкорослый, сильный чернокожий человек со вспухшими жилами на шее, напоминавшими толстые веревки. Он проповедовал учение Илайджа Мухаммеда и в течение пятнадцати минут опроверг все, что белая буржуазная Америка говорила о черных.
— Черное не является дурным и грязным. Черное красиво и чисто, как любовь и мир. Рис прорастает из черной земли, и хлопок появляется из черных семян. Белое — дурно и грязно, оно равносильно войне, смерти, убийству, насилию. Все, что когда-то было черным, теперь является белым.
Брат Еремия продолжал, взлохмачивая рукой свои волосы:
— Волосы — наша сила. Они сильны и красивы, как сталь. Когда расплавленная сталь застывает, она образует узор, напоминающий наши волосы. Надо быть ненормальными, чтобы расчесывать красивые африканские волосы раскаленными расческами или выливать на них массу ядовитых химикатов только для того, чтобы имитировать прямые волосы белых. Наши африканские волосы здоровы, в то время как волосы белых полны бацилл, как у зверей. Если сбрить шерсть с собаки или гориллы, становится видно, что их белая кожа похожа на кожу белых. Поэтому мы и называем белых чудовищами и двуногими дьяволами.
Среди черных слушателей стало расти возбуждение. Аудитория состояла из представителей неимущего черного сословия: домашней прислуги, шоферов, швейцаров, курьеров, фабричных рабочих, строителей, которые не могли вступить в профсоюз по причине цвета кожи, посудомоек и уборщиц. Все они беспокойно ерзали на стульях, в то время как брат Еремия гремел дальше:
— Когда мы называем белого человека чудовищем, дьяволом и насильником, мы говорим голую правду, ибо он похитил нас с нашей родины в Африке. Далеко в Азии белые дьяволы летают на реактивных самолетах и сбрасывают напалм на женщин и детей. В Африке белые чудовища сжигают святилища мау-мау вместе с людьми и крадут землю у черных. В Алжире французские дьяволы разоряют сельские поселения, жгут и убивают. А как назвать того дьявола, что кастрирует черных и выбрасывает окровавленные половые органы в Миссисипи? Никто, кроме бесчеловечных дьяволов и чудовищ, не может вести себя таким образом по отношению к ближнему своему.
Тут брат Еремия приготовился нанести нокаут:
— Если вы не верите, что белый дьявол — самый большой насильник в мире, повернитесь и посмотрите на того, кто сидит рядом с вами, и вы увидите, что в его жилах течет кровь белых насильников!
Пока мы таращились друг на друга, переводя взгляд с одного желтого, коричневого, красного лица на другое, мы впервые начали осознавать, что означали четыреста лет белого насилия.
И, будто заколачивая последний гвоздь в ящик, брат Еремия ударил кулаком по ладони и закричал:
— Представители черного среднего класса орут, что мы должны интегрироваться! Интегрироваться с кем, позвольте спросить? С теми самыми дьяволами, которые линчевали и кастрировали нас? С теми самыми дьяволами, которые плюют на нас, если мы садимся рядом с ними в трамвае на Юге? А на Севере, если мы переезжаем в район рядом с ними, они уезжают оттуда или жгут на наших газонах ку-клукс-клановские кресты. Кто хочет интегрироваться с горящим домом, каковым являются белые США? Этот дом обречен сгореть дотла! Разве белый человек — не дьявол, где бы он ни находился? На Севере, Юге, Востоке, Западе, в гетто, на плантации или на бирже труда — это не играет никакой роли!
— Верно! — согласилась черная масса.
— Прав я или ошибаюсь, когда называю этих насильников дьяволами и чудовищами?
— Прав! Это правда! — кричали слушатели.
Брат Еремия сел и вытер потное лицо. Весь приход стоя аплодировал.
Следующую неделю я чистил обувь, чтобы заработать на оплату квартиры, и ежедневно ездил поездом в спортивный зал в Гарлеме. Во второй половине дня в субботу я и еще два подающих надежды боксера прогуливались в сердце одного из самых больших в мире гетто, по Линекс-авеню, глубоко засунув руки в карманы брюк. Было жарко как в аду. Небольшие кучки косматых, оборванных и грязных наркоманов собрались перед мечетью «черных мусульман» на углу 116-й улицы и Линекс-авеню. В ожидании торговца наркотиками они исполняли свой трагический танец — почесывались, переминались с ноги на ногу, садились и вновь поднимались.
Прямо перед входом в ресторан «черных мусульман» старый чернокожий человек лежал на спине в грязи. Его рот был раскрыт, а вокруг головы жужжали мухи. Рядом с ним лежала разбитая бутылка, и разлившееся вино перемешалось с грязью.
Люди шли по Линекс-авеню, не обращая внимания на старого пьяницу, который растянувшись лежал на
