Казнь короля Карла I. Жертва Великого мятежа: суд над монархом и его смерть. 1647–1649 - Сесили Вероника Веджвуд
Но дипломатические формальности занимали время, и пока голландские посланники получали официальный прием в Грейвсенде, Суд правосудия пришел к окончательному решению. После заслушивания свидетелей 25 января 46 присутствовавших уполномоченных судей (самая маленькая посещаемость за все время) решили, что теперь они могут вынести королю смертный приговор. Сначала была небольшая дискуссия об уместности смещения его с должности, но в итоге это оставили без внимания, и был назначен небольшой подкомитет, всего семь членов: Алдерман Скот, Генри Мартен, Айртон, Харрисон и трое юристов – Уильям Сэй, Джон Лайл и Николас Лав – для составления приговора. Кромвель не входил в этот комитет.
На следующий день, 26 января, когда судьи собрались заново, присутствовали 62 из них, что было немного лучше, чем накануне. Был предложен на рассмотрение черновик приговора, осуждающего короля как «тирана, изменника, убийцу и общественного врага, которого следует казнить путем отсечения головы». Публика не была допущена на обсуждение, которое продолжалось весь день. Джон Фелпс сообщил о нем коротко: «Несколько чтений, споры и поправки». Похоже, среди судей не проводилось никакого голосования, но если они были единогласны, то только потому, что люди с более сильной волей и более сильными голосами одержали верх над более слабыми членами суда. Во всяком случае, к ночи была достигнута договоренность в отношении формы приговора, и короля должны были доставить на следующий день в Вестминстер-Холл, чтобы он услышал его.
В 10 утра следующего дня они вновь собрались – на этот раз 68 судей. Приговор был написан на свитке пергамента; для сегодняшнего мероприятия были сделаны заключительные приготовления. Если король в последнюю минуту захотел бы подчиниться юрисдикции суда, судьи соглашались прерваться и обсудить, что следует делать. Такое действие с его стороны на этом этапе могло только вызвать опасную задержку, но они, тем не менее, считали себя обязанными принять его и начать суд заново. Более вероятно, что вместо того, чтобы подчиниться, он сделал бы какое-то другое предложение, которое они должны были бы рассмотреть по справедливости – или сделать вид, что рассматривают. Судьи оставили решение этого вопроса на усмотрение Брэдшоу.
Но в целом они считали более вероятным, что король будет продолжать молчать, и в таком случае лорд-председатель должен был лишь зачитать приговор, предоставив сначала слово Карлу, если бы он того пожелал. Далее судьи договорились, что для того, чтобы показать, что смертный приговор был решением всего состава суда, они должны будут все встать при его чтении в знак своего согласия с ним.
Больше ничего не оставалось делать до начала последнего судебного заседания, и они прервались до второй половины дня.
II
Большинству присутствующих и, безусловно, подсудимому было известно, что цель суда – вынести приговор. Чтобы подчеркнуть торжественность момента, Брэдшоу впервые облачился в красное. Когда вошел король, солдаты и некоторые зрители закричали: «Справедливости! Казнить!» Карл был спокоен и целеустремлен. В промежутке между заседаниями суда он думал сделать суду предложение не столько для спасения своей жизни, которую он никогда не боялся потерять, сколько для спасения монархии для своего сына, или, возможно, просто чтобы создать задержку в надежде на какую-нибудь новую революцию при такой неспокойной ситуации в стране.
Вместо того чтобы подождать, пока лорд-председатель откроет заседание, он сразу начал: «Я хотел бы сказать свое слово, чтобы меня немного послушали, и надеюсь, что не дам повода себя прерывать».
Брэдшоу был застигнут врасплох, но решил, что подсудимому не следует позволять говорить вступительную речь. Произошла короткая стычка, прежде чем король сдался при понимании, что он будет выслушан позже. И Брэдшоу обратился к суду: «Господа, как хорошо известно всем или большинству из присутствующих в зале, что подсудимого несколько раз вызывали и приводили в суд, чтобы он ответил на обвинение в измене и других тяжких преступлениях, инкриминированных ему от имени народа Англии…»
В этот момент произошло движение на одной из галерей, где рядом друг с другом сидели две дамы в масках, и одна из них выкрикнула: «Ни от имени половины, ни четверти народа Англии! Оливер Кромвель предатель!» Полковник Акстелл, ответственный за порядок в зале, приказал своим людям навести на нее мушкеты. Некоторые говорили, что слышали, как он крикнул: «Долой шлюх!» Находившиеся рядом с ней на галерее люди так же сильно желали, чтобы она замолчала, как и полковник Акстелл, и через несколько секунд ее вытолкали вон, и Брэдшоу возобновил прерванную речь.
Не так уже много людей могли слышать точные слова, которые были брошены в адрес Брэдшоу и Кромвеля, хотя, конечно, не было сомнений в их общем смысле. Личность говорившей была даже еще более не ясна – ее не знал мужчина, который продал ей место на галерее, и ее лица никто не видел, полковник Акстелл не мог узнать ее, а газеты, которые коротко прокомментировали вмешательство «зловредной женщины», возможно, решили, что на самом деле это была, как ходили слухи, леди Ньюбург или даже болтливая миссис Поуп.
На самом деле женщиной в маске была леди Ферфакс, которая пришла со своей подругой миссис Нельсон, чтобы облегчить свою совесть и, наверное, совесть своего мужа. Кто в том переполненном людьми суде узнал ее голос? Очень возможно, Кромвель, так как он хорошо знал ее, и некоторые полковники, хотя явно не Акстелл, потому что вряд ли он стал бы угрожать расстрелом супруге своего главнокомандующего. Немногие в зале или среди публики могли понять, что значение этого прерывания было не в словах, а в личности говорившего. Если Ферфакс позволил или поручил своей жене устроить такое вмешательство, это могло быть сигналом, что он сам собирается вмешаться. Но осмотрительность, с которой леди Ферфакс скрывала свое лицо, наводит на мысль, что эта решительная женщина действовала без ведома своего мужа.
Когда шум утих, Брэдшоу продолжил говорить. Суд, сказал он, всесторонне рассмотрел дело: подсудимого, отказавшегося отвечать на обвинение, можно считать признавшим свою вину. К тому же преступления, поставленные ему в вину, были печально известны. И поэтому судьи достигли согласия по приговору, но тем не менее готовы выслушать, что подсудимый скажет в свою защиту до его оглашения при условии, что он не «вызовет никаких споров» относительно юрисдикции суда.
Карл не стал провоцировать споры, но позаботился, чтобы подтвердить свое отношение к суду:
«Так как я
