Алексей Балабанов. Встать за брата… Предать брата… - Геннадий Владимирович Старостенко
Влияет – и еще как влияет. И Ленин еще о том говорил, и любой «неленин» скажет. Иначе бы и «за Севастополь ответить» Леша не призывал устами героя. Иначе бы и не показывали – что ни месяц – балабановских фильмов по телику, не устраивали бы культовых бдений разного рода.
Потому-то и пропагандистская машина правящего класса, тем более власти новопришедшей – цепкой и хваткой, никогда и не сделает известным художника, который ей скажет неудобную правду в глаза. У Леши тоже была правда – но правда удобная, выверенная, звучавшая в унисон эпохе «сильных и бесстрашных». В унисон стихийному социал-дарвинизму, как бы в духе Столыпина – за «разумных и сильных, а не пьяных и слабых». Утвержденная кивком свыше, одобренная тем, кто держал двери своего холодильника открытыми для друзей дома…
Да – правда… Но нужно сказать точнее – лишь часть правды. Потому что правда – она, конечно, правда… но только когда она одна лишь правда, вся правда – и ничего, кроме правды. А вот на такой объем правды Леша, увы, рассчитан не был. Да – он был и честным, и правдивым. Но только в меру отпущенного ему разумения. А мера эта, в общем, была не так уж и обширна.
И сам я разделял его правду. При этом понимая, что Леша если и не стибрил под шумок наши знамена из протестной патриотики, с которыми мы шли с начала 90-х, то как минимум обкорнал их под себя до неких вымпелов. (А ведь левопатриотический протест («реакция совка») и был единственным противостоянием властным неправдам в те времена, он и был реакцией тех, кого Чубайс называл «вечно последними». И даже тиражный Проханов, у которого я начинал как публицист, тогда смотрелся ярким леваком. А «истинные русаки» вроде Астафьева, Полторанина, Бурляева были умело приближены к власти, что и сближало с ними Октябриныча.)
Да неужели нужно верить Леше Балабанову, когда он пытается убедить, что сам он и его кино аполитичны? Поверить? Куда уж там – в нем пусть и не все, то уж точно половина о политике, о социальном, о лучшем, ведь в глубине души он все же был перфекционистом. И если уж не впрямую, не эксплицитно – то подспудно и стихийно. И не мог, хотя б и ухватившись за вектор конъюнктуры, не переживать за страну и людей.
Уверял, что вся политика ему по барабану. И тут же, буквально через пару фраз, с печалью в сердце осуждал форсированную мигрантизацию России. Из того же интервью Сергею Грачеву, журналисту отдела культуры в «АиФ»: «…считаю, что эти люди должны жить на своей исторической родине, трудиться на ее благо». На вопрос Грачева (погибшего спустя несколько лет при невыясненных толком обстоятельствах в Нижнем Новгороде, на кинофестивале, кстати) о том, почему же вместо сочувствия мигранты вызывают у него неприязнь, Леха лихо ответствовал: «Да потому что они недалекие люди в большинстве своем. Считаю, они мешают стране, в которой я живу. Но в том, что они приезжают, виноваты мы сами… Но это неправильно, что мигранты сегодня везде и всюду. Они ведь нас, кроме всего прочего, не любят…»
Вот врал он людям, Леша, и своим «прикидом», и своей тельняшкой а-ля «бывалый спецназовец», и афганской панамой, но и правду был способен сказать. Пусть даже в самой малости и с отчаяния – зная, что жить осталось совсем ничего…
А между тем все это говорил художник изгнания и отчуждения, заступник за чужаков и изгоев. Таким его представил Михаил Трофименков, вполне проницательный киновед, в последнем прижизненном материале о Балабанове в питерском издании «Собака. ru».
Так ведь и слуга ваш покорный на сто процентов солидарен с этим – ведь это и моя правда, и я так вижу. И мое сердце кипит гневом, когда какой-то узбек умыкнул русскую девочку (той и пройти-то оставалось стометровым клинышком леса в Красногорске), изнасиловал и придушил в кустах.
Хороший мой знакомый поделился однажды – негодованием жены, грузинки по национальности: «Да где же они, князья-то кавказские… ведь какие-то все коротконогие и крикливые…»
И я негодую, когда какие-то выходцы из мусульманских южных республик затевают драку с мужчиной, идущим с малым ребенком. И я прихожу в уныние, когда вижу, как московское метро чуть не вполовину населено не лучшими из чингизидов – каким-то в массе тайноглазым, круглоногим и бесформенным племенем.
Или что же: ладным, умным, достойным и красивым в своем восточном формате нашлось все же место и на родине? Превосходно устроились и у себя в Средней Азии? А сюда, в Белокаменную и в Пальмиру Северную, сплавляют то, что отметено центрифугой естественного отбора там, на родине, в сторону?
Да – они с виду покорные и не хамы, тогда как и среди наших-то сходства с ликом христовым и отдаленного во многих нет. Но в следующем поколении их дети, не исключено, почувствуют себя униженными. Ведь здесь их отцы в услужении у новых бар московских, на третьих ролях. Ну, а как их кровь легка на протесты и скорую расправу – это и по многострадальной Средней Азии видно…
И это говорю я, способный видеть и ценить изящество и красоту в восточных расах, – когда и у самого, еще во времена редакторства в АПН, были программы совместных съемок с южными корейцами из MBC и KBS, когда и сам в Сеуле с радостью побывал в 90-м.
И снова хочется от первого лица к первому же… Да тут ведь, Леша, без тебя пост-ельцинское буржуинство, блеснувшее нам в начале искоркой надежды, вершит свое прихотливое дело. И ты молодец, конечно же, что правду успел сказать. Всего лишь намекнув, что все эти «великие переселения народов» чреваты потрясениями в будущем. Пусть хоть ты словечко в интервью свое вставил, мои-то скромные трибуны либо выбили из-под ног господа в левой протестной идее, приближенные к «ордену охранителей», либо иначе все порастеряны общим оскудением сил – и анкерными ключами намертво завернуты контролирующими структурами…
Но ведь и врал же, Бог с тобой… И был искусник ударить под дых всему советскому –
