Михаил Девятаев - Николай Андреевич Черкашин
Тяжело было стоять раздетым и голодным людям под проливным дождем со снегом, но в этот раз им было легче переносить истязание, почти у всех глаза светились радостью: «Наши-то утерли нос фашистам! Выходит, и мы кое-что можем»… Они гордились успехом Девятаева и его команды как своим собственным, восхищались дерзостью товарищей: среди бела дня на глазах у сотен охранников захватили новейший бомбардировщик и улетели на родину! По всем понятиям выходило, что они уже там – долетели!
Всю ночь заключенных держали на плацу, пока не получили указания из Берлина. Потом снова начались зверские расправы, вымещение злости на невинных людях. Стойко и мужественно держались заключенные, перенося пытки, голод и издевательства.
Спустя годы из немецких архивных источников стало известно, как развивались события на острове после угона «хейнкеля».
…На пятый день после побега Девятаева и его товарищей в Пенемюнде неожиданно приехал сам рейхсмаршал Герман Геринг. Ввиду серьезных разногласий по использованию ВВС, которые с 1943 года начали происходить у него с Гитлером, маршал все чаще разъезжал по аэродромам Германии, «чтобы посмотреть в глаза этим молодчикам-летчикам», пояснял он, а также «задавать им перцу», показывая, что он, Герман Геринг, все еще при полной власти… А тут этот неслыханный случай кражи бомбардировщика с родного аэродрома.
Приехал Геринг в черном «мерседесе». На «зиг хайль» командира авиаполка ответил небрежным жестом руки. Группенфюрер СС (генерал-лейтенант) Булер, прибывший с маршалом, тоже проигнорировал салют майора.
Схватив командира полка за отвороты френча, Геринг тряс его изо всех сил и кричал, задыхаясь от гнева:
– Вы – дармоед, дебил, саботажник!.. Кто разрешил вам брать пленных русских летчиков в команду аэродромного обслуживания?!
Чуть позже он орал и на летчиков:
– Вы – сволочи и негодяи! Вы дали украсть бомбардировщик каким-то вшивым русским военнопленным! За это поплатятся все… Не надейтесь, что кому-то удастся увильнуть!
Сопровождавшие Геринга авиационные генералы не промолвили ни слова в защиту своих подчиненных. Геринг бесновался, как сумасшедший. Когда командир части попробовал что-то объяснить, маршал заорал на него:
– Придержите свой язык, вы, пособник беглецов! С этой минуты вы, майор, лишены своего поста и разжалованы в рядовые. Вы и ваши дерьмовые летчики еще почувствуете мою руку! Раньше, чем зайдет солнце, все вы будете расстреляны. Я назначаю военный суд люфтваффе…
Началось скоропалительное следствие, которое рьяно проводил группенфюрер Булер. Он сорвал с коменданта концлагеря погоны и орденские ленточки, объявил его арестованным и преданным военному суду. Та же участь постигла нескольких солдат из лагерной охраны и авиационной части. Арестованные были посажены в карцер, а командир части – под домашний арест. Лишь пилот «фокке-вульфа», преследовавший Хе-111, сумел оправдаться: он не имел боеприпасов, так как только что вернулся из боя.
Закончив следствие, Геринг, кряхтя, полез в «мерседес», крикнув своему водителю:
– Пошел! Увези меня прочь из этой навозной ямы!..
На следующий день в Пенемюнде приехали эсэсовские военные судьи. Бывший комендант лагеря, четыре эсэсовца из охраны и несколько солдат были приговорены к расстрелу. Их тут же посадили в грузовик и увезли в неизвестном направлении. Лишь командир авиачасти был освобожден из-под домашнего ареста по личному приказу Гитлера, когда тот узнал о «цирке», устроенном Герингом в Пенемюнде.
Полет продолжался в самых неблагоприятных условиях. Его очень усложняло незнание чужой машины. Девятаеву пришлось не только вести самолет, выдерживая курс, но и изучать машину в полете, выяснять, какая кнопка на приборном щитке для чего предназначена. Вот это, ясное дело, высотомер – «Höhenmesser», или альтиметр. А это «Landeklappen» – закрылки. Курсоуказатель и авиагоризонт он угадал сразу, они в любом самолете стоят, вот только называются по-немецки заковыристо: «Kursanzeige» и «Künstlicher Horizont». А впрочем, вполне понятно: «курс» и «горизонт»…
А это что за хрень такая? Ишь как длинно-то, сразу и не прочтешь: «Drehzahlanzeige für rechten Motor». «Рехтен мотор» – это правый мотор. А! Это же указатель оборотов правого мотора! Запомним!
Любая ошибка грозила катастрофой. «Vorsichtig!» – «Осторожно!». «Vorsichtig»! «Vorsichtig»! «Vorsichtig»!.. Теперь все зависело от выдержки русского летчика, его собранности и смекалки.
– Володя! – призывал Михаил Соколова. – Ищи кран уборки шасси! Как по-немецки «шасси»?
– «Fahrwerk». Фахверк.
Тем не менее убрать шасси так и не удалось, кнопка с надписью: «Fahrwerk reinigen» (убрать шасси) на глаза упорно не попадалась, и «хейнкель» летел как «юнкерс»-лапотник – с растопыренными стойками. Встречный воздушный поток вращал колеса, снижал скорость…
Покидая Пенемюнде, Девятаев засек взлет истребителей. Обгоняя друг друга, «фоккеры» разлетелись в разных направлениях, видимо, намереваясь атаковать беглый «хейнкель» со всех курсовых углов. Отбиваться было нечем. Правда, из штурманского обтекателя торчал универсальный пулемет МГ-42, но были ли к нему ленты?
Стал набирать высоту. Вдруг Соколов, наблюдавший за воздухом, вскрикнул:
– Миша! Самолет!
М.П.Девятаев:
«Оглянувшись, я увидел „фокке-вульф“. С минуты на минуту он мог открыть пулеметный огонь. Но не успел он догнать нас, как наш самолет вошел в облака. Преследователи потеряли нас из виду. Но мы оказались в ужасно критических, опасных условиях „слепого“ полета. Если в обычном полете нелегко справиться с незнакомой машиной, то нетрудно понять, каково мне было теперь… В кабине стало темно, как ночью, даже широкие крылья были еле-еле видны. Сделал плавный левый разворот с целью ввести в заблуждение преследователей. Время тянулось медленно. Дрожь охватила меня. Состояние было такое, как перед смертью… Впиваюсь глазами в приборную доску; стараюсь как можно плавнее выполнить разворот, но несоразмерные действия моих неуверенных, дрожащих рук и ног только ухудшают режим полета. Самолет вошел в скольжение…»
Вид облаков сквозь фонарь боевого самолета совсем иной, нежели тот безмятежный облачный ландшафт, наблюдаемый из иллюминатора рейсового самолета. Для военного летчика он полон особого смысла и особенной тревожной красоты. Облака – это не только укрытие для твоего самолета, они могут таить и смертельную опасность: ведь вражеская машина может вынырнуть из них с неожиданностью щуки в реке. Заоблачные равнины, наконец, это может быть то последнее, что останется в глазах убитого летчика…
И вдруг стало светло… Самолет быстро сваливался на левую плоскость. Резким движением штурвала Девятаев перевел его в нормальный полетный режим. Теперь бы снова уйти в облака, спрятаться там от воздушной погони… Но слепой полет для неопытного пилота опасен. Потеряв ориентировку – авиагоризонт вышел из строя? – Девятаев снова пикирует в море. Потом вовремя уходит в облака, и все повторяется снова и снова… Укачавшиеся «пассажиры» молча принимали все превратности воздушной судьбины… Будь что будет…
Да, в слепом
