Мы-Погодаевские - Михаил Константинович Зарубин
Все, в автобус тронулся, прощальные взмахи жене, которая осталась в Иркутске, мост через Ангару, у поселка Жилкино, мы в пути. Завтра я увижу Кеуль.
Дорога Иркутск — Кеуль
Итак, 700 километров. 14 часов на автобус. Конечно, это не раскаленный, как сковородка, упомянутый Синай. Родные сибирские просторы, нормальная погода начала лета. Дорога в порядке: ни грязи, ни рытвин, местами асфальт, местами накатанная грунтовка. И автобус как автобус. Комфорт, правда, далеко не международного класса, но терпимо. Не мой это транспорт, когда такие расстояния, да выбора нет, самолеты к нам в Кеуль теперь не летают, пароходы не ходят. А по железной дороге добираться долго. И я приготовился стойко переносить все лишения. Чтобы ни было — надо. Еду на родину. Я не знал тогда, что скоро меня начнет одолевать дискомфорт совсем другого рода, на первых же остановках появится ощущение постигшего эти края какого-то рокового неотвратимого бедствия, с которым все смирились и покорно ждут своей участи.
В молодые годы я часто ездил по этой дороге до города Черемхово и сейчас ждал встречи с городами, которые помнил и знал. Я же деревенский, и каждый более-менее приличный из них город казался мне Парижем. Вот — Ангарск. Когда я жил в Иркутске (лет тридцать с лишним назад), это для нас точно был Париж. В крайнем случае, Москва. Обеспечение по первому классу. В магазинах все есть. (По тогдашним меркам, конечно). Предприятия нормально работают. Население около 200 тысяч. Молодой город, с современной архитектурой, новенькими зданиями, стрелами прямых широких проспектов, удачно вписавшихся в типичный сибирский пейзаж с раздольной рекой и дикой тайгой. Авторы — московские и питерские проектировщики.
И вот я снова здесь. Я за это время, наверное, моложе не стал. Для человека прошедшие годы — возраст. Но не для города. А что я вижу? Вроде бы Ангарск. узнаю. Но с большим трудом. Сразу явилось сравнение: это как в горестных случаях: после некоторой разлуки видишь хорошего знакомого, который за это время успел вконец спиться и стать обрюзгшим, не по возрасту старым. Я видел те же улицы и дома, но все пожухшее, грязное, неумытое, запущенное. И нет никакой стройки. Вообще. Башенных кранов нет. Не увидел ни одного, как ни искал, всматриваясь в панораму поблекшего города моей юности. А это самый плохой признак. Если люди нормально живут, у них растут семьи, они стараются получше обустроить свою жизнь и, конечно де, обзаводятся жильем получше, покупают дома, новые квартиры, ремонтируют, реконструируют, отделывают старые. Заранее оправдываясь, говорю, весь город не видел, а только ту часть, где шел автобус.
Следующий город через 80 километров от Иркутска — Усолье Сибирское. Тут у меня жили друзья, родственники. Я смотрю и снова глазам не верю: заколоченные фанерой, досками окна. И тот же общий неприглядный вид…
Даже порадовался, что город Черемхово, где жил у брата почти год, когда учился в 8-м классе, мы проехали стороной. Это почти что родные места, и я больше всего боялся, что и там увижу разруху. А мне он запомнился, как городок аккуратненький, ухоженный, в котором было полно таких, как я подростков, молодежи, была деятельная интересная жизнь. Понимаю, кто-то мне может сказать: в молодости вообще все было лучше, даже водка слаще. Но именно потому, что понимаю, стараюсь быть объективным.
Только год я прожил в Черемхово, но год этот показался мне очень долгим. Он стал первым без мамы. Это была жизнь у чужих людей, хотя они приходились мне близкими родственниками. Брат, занятый на работе, загруженный общественными обязанностями, был он депутатом областного Совета, членом Иркутского обкома партии, дома появлялся редко. А когда появлялся, его жена жаловалась на мое поведение, и он делал мне строгие внушения. Все было на пределе. Иногда, играя с ребятами, пропускал контрольное время, после которого дверь в доме закрывалась до утра. Ночевать приходилось в шахтерских раздевалках. А утром слушать в свой адрес высказывания, какой я плохой. Здесь я впервые попробовал вкус папиросы и до пятидесяти трех лет не мог избавиться от этой пагубной привычки. ЦЭМ, ЦЭС, шахта им. С. М. Кирова стали родными местами, я до сих пор их помню.
Все было. В Черемхово впервые стал участником художественной самодеятельности. Есть даже снимок, где на городском стадионе, при большом скоплении народа читаю стихи. Как бы ни был сложен этот год, я взрослел. Иногда добрые люди помогали мне. Природа брала свое, я из пацана-малолетки становился юношей, жалко не было рядом мамы. А вот школа, класс не запомнились — не было друзей. Городок же Черемхово стоит перед глазами — зеленый, уютный, шахтерский — с огромными территорниками, отвалами породы.
Он остался где-то сбоку и сзади, дальше пошли Куйтун, Тулун, Зима, Саянск. Это все исторические места. С ними связаны освоение и колонизация Сибири. крестьянское заселение края началось в конце XVI века. Сначала в западной части — по Иртышу и его притокам Ишиму, Тоболу, Исети. Затем — восточный: от Енисея по Ангаре и Илиму к Лене. В этом освоении участвовал Петр I, все пришедшие вслед за ним российские императоры, многие достойные ученые, промышленники, путешественники, предприниматели. Освоение происходило и в царские, и в советские времена. С переменным успехом, но происходило. А сейчас что — Сибирь никому не нужна? Я смотрю на привычные места, и они меня пугают. Чем дальше, тем больше растет ощущение, что этот богатейший край со всей своей необыкновенной северной красотой на глазах хиреет. Какая красота, если я только и вижу перекошенные дома, кривые ворота, разбитые ставни, слепые окна. И почти одни старики в этих полуживых городах и поселках.
Во времена моего детства, помню, в деревне тоже кто-то иной раз бедствовал, не без этого. Он бедолагу обычно выручали всем миром. Это называлось «помочь». Не помощь, не глагол помочь, а именно такое новообразованное существительное женского рода с ударением на первом слоге — «помочь». Мама тоже к ней прибегала, когда нас срочно надо было переделывать в доме русскую печь и ворота. Помню, пришли мужики. Все сделали, как надо, а им за это угощение. Деньги брать было не принято. Печка, ворота получились красивые. Мне понравлись. Особенно ворота, обшитые тесом в елочку…
Я это вспомнил, ехал и думал: а почему бы «помочь» на государственном уровне не организовать для всей
