Мы-Погодаевские - Михаил Константинович Зарубин
Ностальгия — довольно сильное чувство. Медики говорят, может даже стать болезнью. Буквально: это «форма реактивного состояния, обусловленная полной или частичной утратой связей с родными местами. Основными проявлением стадиях «нарушаются сон, аппетит, снижается масса тела, падает работоспособность, получают развитие сердчено-сосудистые заболевания». А лучшее лекарство — возвращение в родными места, свидания с ними. Вот что-то похожее случилось и со мной. А раньше ничего подобного не испытывал. Не до того было.
Я давно человек городской, но деревня всегда в памяти. Мне нравилась деревенская работа. Лет с десяти я уже ее участник. Любил сенокос. Нам, пацанам, поручали лошадей, жили в полусотне километров от Погодаевой — луга, дурманный настой высоких трав, речка, тайга, свобода… Та же, в общем, сибирская красота, что и в Кеуле, о котором, понятно, тогда и не вспоминал. Мне с первых уроков нравилось учиться, и в школу ходил с радостью, отметки получал только самые высокие. Писал стихи, хотел стать поэтом, на худой конец — летчиком. И вскоре получил признание, правда, в кругу сотоварищей, учащихся Иркутского строительного техникума. заслужил даже лауреатское звание. И вслед — назначение ответственным за художественную самодеятельность и ведущим наших студенческих концертов. Пользуясь должностным положением, время от времени объявлял со сцены: «Михаил Зарубин. Стихи». И читал свои новые произведения. Как потом выяснилось, не зря старался. Среди благодарных слушателей оказалась студентка Нина, которая через некоторое время стала Ниной Андреевной Зарубиной, моей на всю жизнь женой. А я получил диплом строителя. И сразу попал на одну из самых серьезных строек страны тех лет — Иркутского Академгородка. А потом и объединение «Кировский завод» в Ленинграде. После строил в городе на Неве жилые дома, кафе, рестораны, театры — все, что надо. И, видимо, неплохо, если присвоили звание «Заслуженный строитель России», «Русь Державная», признание четырьмя медалями и званиями — «Почетный строитель России», «Почетный архитектор России», «Строитель России 2006». Причем нынешний титул — «Строитель России» не просто профессиональный, им награждают за заслуги в государственном строительстве новой России.
Хотя какой я тут участник? В партии не вступаю, правда, в помощи им не отказываю. А делаю свое дело — строю здания самого разного назначения.
Попутно же в жизни случается много всякого неожиданного, загадочного, смешного и грустного. Меня грозили исключить из партии (коммунистической) и выбрали на съезд той же партии. Я беседовал с легендарным оппонентом Ельцина Лигачева («Борис, ты не прав!»). Читал симоновские стихи вместе с самим Константином Симоновым. По недосмотру охраны оказался в окружении Михаила Горбачева и вместе с ним кланялся саркофагу Ленина. Власти советских времен грозили мне волчьим билетом. Демократы первой волны посылали в Италию закупать передовое строительное оборудование — вовсе, как оказалось, далеко не передовое. А демократы второй волны командовали в английский Манчестер осваивать передовые технологии, но теперь вот выяснилось, что если мы не найдем способ ликвидировать нынешний искусственный дефицит земельных участков под строительство в нашем городе, никакие технологии нам не помогут. И это меня, сегодняшнего генерального директора известного в городе 47-го строительного треста, волнует больше всего. Пытаюсь достучаться до нынешнего чиновника с этой своей правотой, но результата пока нет.
Читаю «Ностальгию» Александра Городницкого: «О годах, что стали далеки (нынешние суетны и плохи) по ночам вздыхают старики — эмигранты смею поспорить с уважаемым мною поэтом: эпохи не вымирают. Прошлое живет в настоящем. А настоящее в будущем (говорят же: «Будущее начинается сегодня»). Само деление на эпохи — придуманная людьми условность. Смешно, конечно, жить в прошлом, только ему поклоняться, как это делают герои Городницкого, но и забывать о нем нельзя. О чем ради нашего блага не могла не позаботиться человеческая природа. Она мной и руководит, мне некогда «вздыхать по ночам», но мне интересно, кто, как, чем живет сегодня в деревеньке моего рождения, моего младенческого детства. И знание, память об этом не просто лекарство для души. Став строителем в большом городе, я постоянно вспоминал наш сибирский дом, ограду, весь в зелени двор. И меня с тех пор не покидает мечта строить в городе нечто созвучное тем воспоминаниям. Чтобы росли кварталы наших многоэтажек не вместо природы, а вместе с ней. Чтобы городской комфорт в обязательном порядке включал в себя и сельский — тот, какой помню это и будет мое прошлое в настоящем.
От Санкт-Петербурга до Кеуля, если по прямой, тысяч пять километров будет. Выбирая для себя время года, в оправе которого хотел бы увидеть родину, тысячу дум передумал. Осень — сибирское великолепие, огненные кусты, янтарные к жизни, первые цветы, первая зелень, ледоход на реке. Люблю зиму, такой красоты, как у нас зимой, не увидишь нигде. Но для поездки выбрал лето, когда природа полна жизни и сил. Среди полей, лесов зеленых, при полноводной Ангаре захотелось увидеть Кеуль.
Наконец решился. Благо жена и дочь Анна поддержали и отправились со мной. Самолет пролетел через всю страну, и вот долгожданный Иркутск, знакомые улицы, родные лица, Ангара. Увидев мост, когда ехал к родственникам, вспомнил свое мальчишеское стихотворение о нем.
И мост, словно кот выгнул спину,
Подставив ее под людской поток.
А в дальней дымке я вижу плотину,
Дающую людям ток.
Родственники удивлены, зачем мне эта поездка в Келью? Никто об этом прямо не говорит, но я читаю вопрос на лицах. Иркутск, впрочем, тоже не чужой мне город. Здесь прошла юность, родились две дочери Анна и Наташа. Мне дорого здесь все, и современные многоэтажные здания, и уютные в деревянных кружевах узорные деревенские дома, строения разных архитектурных стилей. Иркутску больше трех веков. Он постарше Санкт-Петербурга. История, судьба этих городов тесно связанных друг с другом. Если первый — это окно в Европу, то второй — можно сказать, дверь на Восток, в Китай, Японию и Корею.
На берегу Ангары — Иркутский Академгородок, мне выпало счастье участвовать в его строительстве и жить в этом удивительном уголке. Разве забуду я станцию искусственного климата — фитотрон Института физиологии и биохимии растений? В мое время эта станция была единственной в стране. Откроешь одну массивную дверь, и в лицо ударяет упругая волна горячего воздуха. Мощные люминесцентные лампы льют ослепительный свет на стеллажи с растениями. Ощущение такое, будто попал в заволжскую
