Театр и военные действия. История прифронтового города - Валерий Альбертович Ярхо
Заводскому «добытчику», помимо денег и карточек, полагался от предприятия надел земли. Это право было обеспечено решениями Совета народных комиссаров, обязавшего руководителей предприятий и учреждений выделять своим работникам земельные участки для огородов. Ими занимали свободные земли вокруг городов, рабочих и дачных поселков, не обрабатывавшиеся части земельного владения совхозов и подсобных хозяйств промышленных предприятий. Если же земли в ближайшей окрестности было недостаточно, то пополняли нехватку из государственного земельного фонда.
Выделенные земли закреплялись за каждым предприятием на 5–7 лет. При разделе участков следовало соблюдать непременное правило, согласно которому лучшие наделы, расположенные ближе к месту жительства, предоставлялись в первую очередь семьям фронтовиков, военнослужащих и инвалидов войны.
После раздела огородной территории администрация предприятия уже не могла перераспределять закрепленные за рабочими и служащими участки. При увольнении с предприятия тот, за кем был закреплен участок, лишался права пользования им. Правда, уволенному «огородовладельцу» дозволялось собрать урожай со своего уже бывшего участка. Выращенные овощи «отчуждать» запрещалось.
Участок оставался за семьей, если тот, кому его выделяли, уходил в армию, становился пенсионером, командировался на учебу или другую работу. В случае самовольной передачи огородного участка другим лицам тот, кому предприятие выделяло землю, лишался права пользования ею.
Но одной земли было мало для успешного ведения огородных дел. Постановление Совнаркома обязывало вовлекать в движение огородников самые широкие массы, развивать его, создавая условия. В частности, именно на предприятия и учреждения возлагалась обязанность обеспечения огородников семенным материалом. Продажу семян работникам перед началом сезона посадок огородных культур производили с помощью профсоюзных комитетов[256].
Если заводскому комитету партии или профсоюзному комитету удавалось договориться с МТС[257], совхозом, лесхозом или колхозом, то за плату чем-нибудь (обычно не деньгами) часть огородных участков удавалось вспахать трактором или на лошадях. Это была очень ценная «шефская помощь»!
На Коломзаводе рабочим, инженерно-техническим работникам и служащим под огороды выделяли по пять соток. Сажали на огородах почти исключительно картошку. Это было проще и привычнее для горожан. Идти на какие-то иные ботанические эксперименты решались немногие. С картошкой меньше возни, она лучше адаптирована для климата средней полосы России. Но главное было даже не в этом. Картошка – извечная спасительница голодных. Она сытная, питательная. Положенный по карточкам хлеб да своя картошка в доме – это уже не голод.
Не случайно, не просто так народный поэт посвятил картошке целую песню, и через много лет после войны, в 1970-х годах, внушал «товарищам ученым, доцентам с кандидатами», что негоже отсиживаться за синхрофазотронами, когда на полях гибнет урожай картошки, которую «каждый уважает, когда с сольцой ее помять». Дитя войны, Высоцкий знал, о чем пел.
Подмосковная земля, известное дело, не чернозем. На отведенных под огороды пустошах почва большей частью была глинистая, совсем неудобренная. Возделывать ее было тяжко, а урожай она приносила небольшой. Но и это ценилось – что такое голод, люди хорошо знали, а потому подгонять и агитировать тех, кто работал «на себя», перелопачивая огороды, нужды не было[258].
Частная жизнь
Менялись времена, менялись люди, изменялась политика партии и правительства. По довоенным меркам происходили настоящие чудеса! До войны тех горожан, которые держались за частное хозяйство, власти недолюбливали. Эту нелюбовь к «куркулям» и «недобитым подкулачникам» разделяли те, кто жил одним казенным заработком. Но во время войны советские газеты произвели тех же самых недавних еще «куркулей» в разряд рачительных хозяев и отзывались о них весьма одобрительно. Детей-пионеров, которые помогали взрослым в домашнем хозяйстве, хвалили и ставили в пример.
Конечно, любовью к своим зажиточным соседям неимущие сограждане отнюдь не воспылали, однако языки прикусили и отношений с «хозяйственными» старались не обострять, живо уяснив, что они в своем праве, и власти не имеют ничего против такого положения вещей.
Имевшие собственные дома горожане оказались в более выгодном положении[259]. Работая на разных предприятиях города, они не подлежали крестьянскому налогообложению, но фактически имели натуральное подсобное хозяйство. Жившие «в частном секторе» работники завода получали свои «законные» участки от предприятия за городом, а еще подле своего дома засаживали картошкой любой клочок усадебной земли. Расширяя насколько возможно площадь посадки, вырубали под огороды сады и засаживали картошкой палисадники перед окнами домов. Земля при доме родила лучше, и ее старались удобрять навозом и обрабатывали тщательнее. Она была «своя». За ней ухаживали.
В сарайчиках на дворе заводили кур, кроликов, коз – живность, которую в летнее время можно было держать на подножном корму. Хорошая дойная коза для семьи в скудный год была спасительницей. Стоила она очень не дешево, так еще пойди найди такого дурака-хозяина, который согласится продать рогатую кормилицу. Разве что по случаю можно было прикупить. Это считалось удачей.
На рынках появились целые ряды, где бойко торговали цыплятами, крольчатами, козлятами. Обзавестись такого рода хозяйством было несложно. Это поощрялось. Широко выпускались разнообразные пособия по домашнему животноводству, в которых доступно разъяснялось, как лучше все организовать в хозяйстве.
У кого был доступ к помоям, к каким-нибудь пищевым отходам общепита или имелась лишняя картошка (мелочь, обрезки, мороженая), те держали поросят. Их откармливали «на сало». Так они и вес набирают быстрее, и соленое сало могло долго лежать. Его можно было есть и так просто, с хлебом, как бутерброд, и в кашу накрошить, и в щи, и с картошкой пожарить.
На рынок с таким товаром явиться было не зазорно. Выменять на кусок сала можно было что угодно. Сальцо «стояло в хорошей цене». Но возни с поросятами выходило больше именно из-за проблем с откормом. Это был в основном сельский промысел, в городе немногие брались.
К 1944 году цену на сало немного сбил «лярд». Так на русский лад называли лард – топленое свиное сало в банках, аналог украинского смальца, продукт, поставлявшийся союзниками-американцами по ленд-лизу. Все эти словечки тогда быстро освоили. Однако ж сало оставалось салом. Особенно оно ценилось у людей простых, не допущенных к ленд-лизовским благодатям вроде американской тушенки, консервированных сосисок, колбасного фарша в банках и яичного порошка.
Корову держать было еще труднее, но тот, кто решался на такую мороку, в накладе не оставался, потому что можно было «прожить одной коровой», торгуя молоком. И прожить весьма не худо. Сами посудите: по данным статистического отчета рязанского отделения Госбанка, в апреле 1944 года молоко стоило в нормированной торговле 2 рубля за литр, а в коммерческой – 60 рублей. На рынке литр молока стоил 52 рубля. Посчитаем! Хорошая коровка трижды в день давала по ведру молока. То есть литров около 30 в сутки. Кладем по 50 рублей за литр, получается 150 рублей. Ну, пусть 120 или даже 100 рублей. В день! Стало быть, около 4000 рублей или немного меньше в месяц – коровы выходных и праздников не знают, доятся регулярно. Если даже отбросить расходы и оставить половинку, то 2000 рублей «чистыми» выходит. Ну или около того. В ту пору, когда зарплата железнодорожника в месяц была 500–550 рублей, заводской рабочий получал 500–600 рублей, инженер 1000–1300. При ценах на сливочное масло в нормированной торговле 25 рублей за кило, в коммерческом магазине 1000 рублей за кило, на рынке тот же килограмм масла стоил 630 рублей[260].
Не худо? Весьма! Однако же были и свои «но». Корова требовала постоянного ухода и заботы. Ее надо было летом где-то пасти, выводя на травку, а таких участков в ближайшей окрестности городов оставалось немного. Колхозы кругом, совхозы, ведомственные территории, огороды. Выручали неудобья – городские пустыри, поляны пригородных лесов, заросшие травой лесопосадки вдоль железных дорог, обочины шоссе. На зиму нужно было где-то запасаться сеном. Сами косили, где можно. Покупали зимой
