Томас С. Элиот. Поэт Чистилища - Сергей Владимирович Соловьев
По правилам английской светской вежливости все, кого так или иначе принимали в Гарсингтон-мэноре, не должны были уделять слишком откровенного внимания особенностям окружающих. Когда Олдос Хаксли в романе «Желтый хром» (Chrome Yellow, 1921) изобразил в карикатурном виде гарсингтонское общество, леди Оттолайн ему этого не простила.
Элиот упоминал Гарсингтон в письме Расселу в октябре 1915 года: «Я планирую повидаться с вами в Гарсингтоне, когда приеду в Оксфорд, или, еще лучше, в ходе отдельной поездки». Он сообщал также о встрече с С. Уотерлоу, редактором «Международного журнала этики». «Я написал Уотерлоу, как вы советовали, и он пригласил меня поужинать в прошлое воскресенье вечером. Результаты оказались настолько хорошими, что мне захотелось рассказать вам об этом. Он вручил мне на рецензию книгу Бальфура и дает объем две тысячи слов. Я был совсем не готов к такой большой рецензии, но, конечно, ухватился за нее и взял еще одну книгу. Он дает мне месяц на Бальфура и еще месяц на “Ницше” Вyльфа. Я думаю, надо будет <…> отложить на время диссертацию»[249].
Осень 1915-го оказалась «урожайной» для Элиота на публикации старых стихотворений. В журнале «Другие» («Others») вышел «Женский портрет». В «Poetry», где печаталась в июне «Любовная песнь Дж. Альфреда Пруфрока», вышли «Бостон Ивнинг Транскрипт», «Тетушка Хелен», «Кузина Нэнси». Стихотворение «Смерть Святого Нарцисса» Элиот снял в последний момент. Пять стихотворений было включено в «Католическую антологию», составленную Паундом. Новых стихов, однако, было мало. Короткое стихотворение «Hysteria» («Истерия») содержало очень реалистичное описание истерического приступа.
Из письма брату: «Этот год был в некоторых отношениях, самым ужасным кошмаром по своей тревожности, какой только можно вообразить, но по крайней мере скучным он не был, и это имеет свои плюсы»[250].
Одним из источников тревоги были частые бомбардировки Лондона. В ночь с 13 на 14 октября состоялся так называемый театральный налет – 17 человек погибло, когда бомба попала в Лицейский театр.
С другой стороны, внешние тревоги помогали отвлечься от трудностей семейной жизни.
Едва ли не единственный пример художественной прозы Элиота – опубликованный в чикагском авангардистском журнале рассказ «Илдроп и Эпплплекс». Два чудака с сарказмом, а иногда с сочувствием обсуждают различные ситуации, в которые попадают их знакомые. И многое выглядит как самоирония:
«Мы уже говорили о юном Биствике, который женился три месяца назад на служанке своей матери и теперь осознал, что произошло. Но кто может оценить содержащуюся в этом истину? <…> Биствик попадает в рубрику неудачно женившихся. Но то, что чувствует сам Биствик, просыпаясь поутру, вот это само по себе великий и важный факт, который не способен узнать никакой посторонний наблюдатель. Дикая важность жизненного краха упускается из виду[251]. Допускается, что люди могут быть счастливыми или несчастными только как представители каких-то групп!»
Обсудив Биствика, они переходят к еще более важному в метафизическом смысле случаю:
«На Гопсам-стрит мужчина убил свою любовницу. Важный факт состоит в том, что для него это действие принадлежит вечности, и на то короткое время, что ему осталось жить, он, считай, уже умер. Он пересек черту. Важный факт состоит в том, что то, что сделано, то не может быть отменено <…> Для “просвещенной публики” это просто частный пример к проблеме Пьянства или Безработицы или еще какой-нибудь категории предметов, требующих реформ. Но средневековый мир, настаивая на вечности наказания, выражал что-то более близкое к истине»[252].
Вивьен умела печатать на машинке, и Рассел предложил ей работу – перепечатывать свои размышления о пацифизме. Она продожала переписываться с Тэйером. Шутливо-иронически она сообщала: «Мы более-менее ведем хозяйство втроем. Берти Рассел принял нас в свои объятья. Я повышаю ему настроение, говорит он & квартира звенит от его раскатистого хохота».
Она добавляла, что не хотела бы просто оставаться женой Т. С. Элиота, несмотря на его растущую славу, и подумывает о балетной карьере. Она посещает занятия в Сохо, и «Том или Берти» приходят посмотреть на нее[253].
Рассел писал леди Оттолайн, что «полюбил Элиота как сына». И добавлял: «Он все более становится мужчиной. Он глубоко и весьма самоотверженно предан своей жене, и она в действительности тоже очень привязана к нему, но время от времени испытывает по отношению к нему импульсы жестокости. Это жестокость того типа, как у Достоевского, а не прямолинейный и повседневный ее вид»[254].
В письме матери Элиот писал о рецензиях, которые должны выйти в «Международном журнале этики», и – более подробно – о встрече с братом жены. «Морис на этой неделе был дома, ему дали пятидневный отпуск. Впервые я мог с ним по-настоящему познакомиться, поскольку сначала он был в Сандхерсте (военном училище. – С. С.), а затем в своем полку почти все время до того момента, как отбыл во Францию, в тот самый день, когда мы поженились».
Элиот писал, что успел проникнуться к своему шурину горячей симпатией. Задолго до Рождества Хей-Вуды организовали рождественский ужин для Мориса, после чего он вновь отбыл на фронт. «Я рад, что мне не пришлось его провожать – это было более мучительно, чем его первый отъезд: я слышал, что на станции было много людей, и офицеров и солдат, возвращающихся на фронт: солдаты большей частью выпивши, их женщины в слезах; а офицеры и их жены очень молчаливые. Вивьен была совершенно выбита этим из колеи и в результате получила невралгию»[255].
Вскоре Элиоту удалось сменить место работы. С января 1916 года он перешел учителем в другую школу, Highgate Junior School под Лондоном. Здесь зарплата была несколько больше (160 фунтов в год), а главное, не требовалось ездить в Хай-Уиком и обратно.
Еще во время школьных каникул он вновь вернулся к интенсивной работе над диссертацией и подготовке к заключительным аспирантским экзаменам, которые должны были состояться в Америке. Когда здоровье Вивьен вновь ухудшилось, Рассел опять предложил свою помощь – в январе он возьмет Вивьен с собой на курорт в Торки, на «английскую Ривьеру». Элиот сможет несколько дней полностью посвятить работе, а затем сменит Рассела. В том же январе Элиот узнал о смерти Жана Верденаля, погибшего еще семь месяцев назад во время высадки десанта в Дарданеллах.
Он писал Эйкену: «Новости состоят в том, что я буду работать в Хайгейтской школе, под городом, в следующем семестре, что я начинаю переписывать вновь свою диссертацию, что моя жена очень
