Молотов. Наше дело правое [Книга 2] - Вячеслав Алексеевич Никонов
Вечерние переговоры с Иденом начались с того, что стороны констатировали «отсутствие разногласий по договору о военном союзе». Приступили к обсуждению договора о послевоенном устройстве. Разногласия вновь возникли по Польше. Молотов предлагал:
— Возможны два предложения — решить вопрос о советско-польской границе по существу на основе линии Керзона или отложить разрешение этого вопроса.
— Английское правительство связано обязательствами по отношению к полякам, принятыми им еще до начала войны. Я считаю предлагаемую советским правительством компенсацию Польше за счет Восточной Пруссии реалистичной и разумной. И согласен с тем, что нет надобности устанавливать советско-польскую границу в настоящее время.
Описывая свои разговоры с Иденом, нарком извещал Сталина: «Вообще со стороны англичан не видно желания пойти нам навстречу». Из ответа Сталина видно, что мысли его были не на дипломатическом фронте: «В районе Барвенково и Изюма идут большие бои… Поставьте перед англичанами вопрос об усилении поставки истребителей, танков, особенно Валентина»[498].
22 мая вечером Черчилль приехал на пару ночей в Чекере и подметил ряд «замечательных инцидентов во время пребывания Молотова в Чекерсе. По прибытии русские немедленно попросили ключи от всех спален. С некоторым трудом эти ключи раздобыли, и в дальнейшем гости все время держали свои двери на запоре. Когда обслуживающему персоналу Чекерса удалось забраться в спальни, чтобы убрать постели, люди были смущены, обнаружив под подушками пистолеты. Трех главных членов миссии сопровождали не только их собственные полицейские, но также две женщины, которые заботились об их одежде и убирали их комнаты. Чрезвычайные меры предосторожности принимались для обеспечения личной безопасности Молотова. Его комната была тщательно обыскана его полицейскими, опытные глаза которых самым внимательным образом осматривали до мелочей каждый шкаф, каждый предмет меблировки, стены и полы».
После обеда, около 10 часов вечера, Черчилль и Иден пригласили Молотова и Майского. Львиную долю времени в трехчасовой беседе заняло подробное сообщение Черчилля о военном положении, которое премьер делал с сигарой в зубах и отхлебывая виски из стакана. Черчилль описал этот вечер: «При помощи хороших карт я старался объяснить то, что мы предпринимаем, а также пределы и характерные особенности военных возможностей островной державы. Я также подробно говорил о технике десантных операций и описывал опасности и трудности сохранения нашей жизненной артерии через Атлантический океан в условиях угрозы нападения германских подводных лодок. Как мне кажется, на Молотова все это произвело впечатление, и он понял, что стоящая перед нами проблема коренным образом отличается от проблемы, которая стоит перед огромной сухопутной державой. Во всяком случае, мы подошли ближе друг к другу, чем в любое другое время»[499]. После «доклада» Черчилля о геополитике разговор перешел на вопрос о договорах. Иден сообщил, что разработал проект нового договора, который, по его мнению, «способен был бы вывести нас из создавшихся затруднений»[500].
Молотов был не в восторге от хода переговоров: «Проявляя специальное личное внимание ко мне (завтрак, обед, длительная личная беседа до поздней ночи в Чекерсе), Черчилль по существу двух основных вопросов ведет себя явно несочувственно нам… Не имею уверенности, что договорюсь. Черчилль и Иден настаивают также на том, чтобы после США я снова заехал в Англию и, с учетом результатов моих бесед с Рузвельтом, еще раз обсудил с ними интересующие обе стороны вопросы, что об этом Черчилль хочет просить Сталина»[501]. Телеграмма от Сталина гласила: «Советуем согласиться на то, чтобы на обратном пути остановиться в Лондоне. Дела у Тимошенко пошли хуже. Он надеется выправить положение»[502].
Суть нового проекта, предложенного Иденом, — «вместо признания их требования по границам предложить русским послевоенный союз против германской агрессии»[503]. Молотов сообщал Сталину: «Этот проект объединяет неспорные части обоих обсуждаемых договоров. В нем нет ничего о границах СССР и о праве переселения в другую страну, но содержится мысль о взаимопомощи на 20 лет после войны». Нарком вместе с Майским поначалу были настроены скептически: «Считаем этот договор неприемлемым, так как он является пустой декларацией, в которой СССР не нуждается»[504]. Но Идену Молотов отрицательного ответа не дал, заявив, что новый договор внимательно изучит правительство. Сталин изучил и пришел к выводу: «Мы его не считаем пустой декларацией и признаем, что он является важным документом. Там нет вопроса о безопасности границ, но это, пожалуй, неплохо, так как у нас остаются руки свободными. Вопрос о границах, или скорее о гарантиях безопасности наших границ на том или ином участке нашей страны, будем решать силой»[505].
Молотова не надо было уговаривать. «Принимаю директиву инстанции к руководству и считаю, что и новый проект договора может иметь положительное значение. Я сразу недооценил это»[506]. Черчилль выражал удовлетворение, что «русские проявили признаки уступчивости… Москва предложила мелкие изменения, в основном подчеркивавшие долгосрочный характер намечаемого союза»[507]. Стратегически положение СССР было сложнее, чем в декабре 1941 года, когда выдвигалось требование признания новых советских границ, и сам факт заключения союзного договора с Великобританией имел большее значение, чем проблемы послевоенного устройства. Наличие договора заметно укрепляло переговорные позиции на предстоящих встречах с Рузвельтом. А проблема границ — Сталин и Молотов это понимали — в любом случае будет решаться в зависимости от исхода войны, на поле боя.
«26 мая в торжественной обстановке в кабинете Идена, в присутствии Черчилля, Эттли и Синклера (трех лидеров партий, составлявших правительственную коалицию), при огромном стечении фотографов и кинооператоров договор был подписан Молотовым и Иденом, — зафиксировал Майский. — Он носил наименование “Договор о союзе в войне против гитлеровской Германии и ее сообщников в Европе и о сотрудничестве и взаимной помощи после войны”»[508] и заключался на 20 лет. Черчилль 27 мая писал Сталину: «Встреча с г-ном Молотовым доставила мне большое удовольствие, и мы сделали многое в смысле устранения преград между нашими двумя странами. Я весьма рад, что он возвращается этим путем, ибо нас ждет еще хорошая работа, которую надо будет проделать»[509]. Черчилль написал и Рузвельту: «Молотов — настоящий государственный деятель и обладает свободой действий, весьма отличной от той, которую Вам и мне приходилось наблюдать у Литвинова. Я очень уверен, что Вы сумеете с ним хорошо договориться»[510].
В ходе визита в Лондон Молотов впервые установил личный контакт с главой Свободной Франции генералом Шарлем де Голлем.
