Освобождая Европу. Дневники лейтенанта. 1945 г - Андрей Владимирович Николаев
В восьмом часу утра подполковнику Федотову доложили, что противник, оставив линию обороны, поспешно отходит в северо-западном направлении. Командир 351-го дал команду, и после короткого профилактического налета нашими минометами федотовские роты стали переправляться на противоположный берег реки-канала Раба.
Около девяти утра пришла и наша очередь сниматься с позиций и переправляться через канал Раба. Начальник штаба Коваленко отправился в тылы проконтролировать свертывание дивизионов. Автомашины и орудия пойдут по шоссе через мост у Остффьашсцоньфа и далее через Урай-уфалу, Вамошчалад, Начьчереш, Чер. По данным разведки, противник закрепляется на рубеже небольшого городка со странным названием Иван.
Подполковник Шаблий решил идти с группой управления напрямик до шоссе Урайуфалу-Ник, приказав Коваленко подать туда машину. Переправившись на противоположный берег по понтонам, мы шли по тем местам, где еще час назад был передний край противника. Шаблий любит посмотреть на результаты своей работы – земля и песок постепенно опадали, под слоем серого налета пыли неподвижно лежали тела в черных мундирах.
Неожиданно перед нами, словно из-под земли, возникает фигура командира батареи Пашки Бовичева. Я даже не сразу узнал его.
– Эй, ребята! – кричит Бовичев. – Напиться нет ли?
Физиономия красная, потная, во всю ширину размазанная грязью. Черные глаза горят лихорадочным блеском. Солдаты протянули фляги. Павел схватил одну из них и стал жадно глотать воду. Струйки текли ему на грудь.
– Ты откуда такой? – спрашиваю я его.
– Вон, из траншеи, – отвечает Бовичев, показывая рукой, – ходов у них там. Как кроты все изрыли. Понимаешь?! Переправился я с пехотой и попал в этот хитрый лабиринт. Автомат оставил, пистолет в кобуре. А навстречу немцы, из-за поворота траншеи. Человек пять, и все в черном. Глянул, а со мной никого из наших. Что делать? Я за кобуру, а она закрыта. Никак тренчика не сорву. А они увидали меня и драпать. – Пашка лихорадочно смеется. – Так и разбежались – они в одну сторону, а я – в другую.
Бовичев присоединился к нам, и мы продолжаем двигаться через поле в северо-западном направлении. Километрах в двух от дамбы путь наш пересекает неглубокая лощина, по дну которой, извиваясь, течет неширокая речка Репче. За лощиной виднеется шоссе, обсаженное высокими пирамидальными тополями. А там, еще дальше, железная дорога и село Вамошчалад.
С пригорка, навстречу нам, спускается к реке партия пленных в черных мундирах с эмблемой «мертвой головы» на петлицах и пилотках. Молодые парни лет семнадцативосемнадцати. И сопровождают их такие же мальчишки, только с голубыми погонами десантников и звездочками рубиновой эмали на лихо заломленных на ухо меховых зимних шапках. Какой контраст. Наши – в замызганных, линялых, обтрепанных гимнастерках. А те – в добротных, черного сукна эсэсовских мундирах и прочных яловых сапогах на гвоздевом кованом ходу. Лица наших курносых парней сияют самодовольной улыбкой. Голубые погоны сверкают на солнце. Лица пленных – серые и осунувшиеся, а эмблема «мертвой головы» вызывает ощущение мрачной, «могильной» обреченности.
– Пехота далеко ушла? – справляемся у конвоиров.
– Далеко, – отвечают, – отселе не видать.
– Гордые ребята, – смеется Шаблий.
На шоссе под тополями ждет нас «шевроле» Панченко.
– С приятной прогулочкой, – кричит он из окна кабины, подкручивая кольца своих черных усов, – милости прошу, товарищ подполковник!
Командир полка садится в кабину, мы все размещаемся на решетчатых скамейках. Панченко дает газу и оставляет на шоссе шлейф пыли.
При въезде в деревню Урайуфалу, возле забора, под кустами пыльной акации лежало несколько человек убитых, всё в тех же – черных мундирах СС. За деревней по обочине шоссе – разбитые автомашины серо-коричневого цвета с непривычными номерными знаками. Очевидно, наши танкисты уже успели спихнуть их с проезжей части дороги. Поворот на Вамошчалад. Слева роща, посеченная огнем артиллерии, а на опушке – разбитые фуры, тела упряжных битюгов с короткими хвостами, догорающий штабной фургон и несколько убитых. Опрокинутая легковая машина и гонимые ветром, порхающие в воздухе листы бумаги.
По дороге, от деревни Вамошчалад, навстречу нам идут группы пленных всё в тех же черных мундирах. Борька Израилов вдруг резко по-сухаревски свистнул. Немцы обернулись. Тут Борька скорчил им рожу, приставив оголенные по локоть руки со сжатыми кулаками к подбородку, крест на крест. Получилось подобие их эмблемы «мертвая голова». Пленные хмуро опустили головы. А наши захохотали во все горло.
Вот и деревня Чер. Обычная, ничем не примечательная венгерская деревня. Вдоль улицы белые, чистенькие каменные или глинобитные дома, крытые либо камышом, либо черепицей. У дома сад, по забору акация, шиповник или жимолость. Группа управления полка обосновалась на восточной окраине в первом приглянувшемся доме. Шаблий встретился с Федотовым, и они что-то долго совместно обсуждали. Вернувшись, командир полка оповестил всех офицеров, до командира батареи включительно, приказом: явиться немедленно на совещание в расположение штаба полка.
– На данный момент ширина прорыва фронта противника, – говорит Шаблий, – достигает трехсот километров, с глубиной до ста пятидесяти. Перед нами разъяренные неудачами эсэсовские части. Они знают, что им не удержать Венгрии, а потому сопротивление их должно возрастать. Поступило неофициальное сведение о подходе крупных резервов. Появилась возможность контрудара со стороны противника. Ввиду этого, нам надлежит обратить особое внимание на оборудование рубежа обороны в районе восьмисот метров южнее населенного пункта Иван. Противник закрепился и создал тут крупный опорный пункт, который нам предстоит штурмовать с боем. 351-й стрелковый полк при поддержке 534-го минометного в составе обоих дивизионов и одного дивизиона 211-го гаубичного получил задачу продолжать наступление и овладеть опорным пунктом Иван.
Совещание окончилось, и командиры дивизионов и батарей отправились оборудовать свои наблюдательные пункты в непосредственной близости от передовых траншей нашей пехоты. Федотовские стрелки вкапывались в грунт.
– Чуешь, Андрей, – говорит мне Вася Видонов, – как высшее штабное начальство – Пучков да Бухвалов – печется о нас. Все «неофициальные сведения» подбрасывает. То о «неведомом оружии немцев», то о возможности «внезапных контратак». Умора, да и только. – Вася рассмеялся, а мне представилось, что он стал похож на маленькую обезьянку. Засмеялся и я, вспомнив, как Шаблий однажды назвал его «гномиком».
Немцы, окопавшиеся по южной стороне Ивана, опутавшие свои позиции колючей проволокой, донимали наши передовые траншеи и наблюдательные пункты постоянными обстрелами из легких минометов и орудий прямой наводки. До позднего вечера лазил я по переднему краю, побывал на батарейных НП и тут же, по ходу дела, наносил огневые точки противника на крупномасштабную карту.
С передовой вернулся усталый, потный и пропыленный. Не один раз прижимал меня к земле то минометный налет, то артиллерийский обстрел. Раздевшись, я вымылся холодной водой у колодца, сел и опустил натруженные ноги в лоханку. Ледяная
