Дом на Ленинской - Леонид Таубес
Он окончил школу машинистов
И стал вести товарный паровоз.
Ты лети, лети, моя машина!
Ой, сколько много вертится колес!
Ой, какая чудная картина,
Когда по рельсам мчится паровоз.
Долго-долго Мишу не видали,
Но однажды встретиться пришлось.
Он ведет теперь "Иосиф Сталин",
Самый лучший в мире паровоз.
Сразу признаюсь: я видел самый лучший в мире паровоз "Иосиф Сталин" только на картинке.
Вокруг и около
Самыми знаменитыми людьми тогда были партизанские командиры. Рядом с нами их жило четыре. На втором этаже жил Иван Азарёнок, в одноэтажном домике слева — Герой Советского Союза Булат. С противоположной стороны, на Ульяновской было два одноэтажных дома с садами. В одном жил Герой Советского Союза Иосиф Бельский, а рядом — Иван Денисович Варвашеня.
Но в основном вокруг нас жили люди обыкновенные. В кирпичном флигеле, как раз у нас под окнами, жила семья с двумя пацанами. Сашка и Толик родились уже после войны. Их отец, механик на "Коммунарке", все свободное время возился с мотоциклом Пух, у которого, как все говорили, «два поршнЯ в одном цилиндре». Теперь я знаю, что это был австрийский Steyr-Puch, и там было два поршня в разных цилиндрах, но с общей камерой сгорания и одной свечой. Мотоцикл этот ездил очень редко. А еще у этих пацанов была сестра, немного постарше, которая с ними не жила. Иногда, чаще всего летом, она приезжала к маме погостить. Девочка была приветливая и красивая, хотя очень худая. У нее были коротко стриженые соломенные блестящие волосы - все другие девчонки носили косички - и огромные голубые глаза. Она редко играла с другими детьми, она любила сажать цветы в палисаднике под окнами или прыгать через скакалку. Однажды я увидел, как она танцует возле клумбы и радостно кричит: «Настурция взошла, настурция взошла!». Я не знал тогда, что такое настурция. Братья ее не любили, нередко толкали или щипали исподтишка, но она никогда на них не жаловалась маме. Звали ее странно - Золка. Помню, что последний ее приезд закончился тем, что отец семейства напился и жутко избил свою жену. Она кричала, соседи вызвали милицию. На следующий день девочку увезли. Было ей тогда лет 11-12. Больше я ее не видел. Соседи его очень осуждали. Нечаянно я подслушал разговор двух соседок, который многое прояснил. Мужа забрали на фронт, а жена оказалась на оккупированной территории. Она сошлась с немцем. Родился ребенок. Родители назвали девочку немецким именем – Изольда. Видимо, они были уверены в победе Германии. После войны девочка постоянно жила с бабушкой в каком-то райцентре.
Где-то году в 49-м начали восстанавливать вторую половину нашего дома. Сначала во дворе снесли один барак. Потом будущую стройплощадку обнесли высоким деревянным забором и колючей проволокой. Потом привезли пленных немцев, которые начали разбирать развалины и рыть фундамент. Никакой строительной техники не было: использовались ломы, кирки, лопаты, носилки и тачки. Немцев привозили на грузовиках. Их охраняли два молодых солдата послевоенного призыва. Солдаты были вооружены трехлинейками. Служба у них была спокойная, Они выносили на улицу табуретки, сидели, щелкали семечки и вели разговоры с местной ребятней.
Во дворе вырыли квадратную яму примерно 3х3 м, ее стены укрепили досками. В яме гасили известь. Гашеную известь в бетономешалке смешивали с песком и затем этот известковый раствор использовали для кладки кирпичей. Красный кирпич привозили на бортовых грузовиках без поддонов. Разгружали, передавая кирпичи по цепочке из рук в руки. Для подъёма грузов использовались ручные лебедки и электрическая подъемная площадка. Наш подъезд находился слева, на краю дома. Между старой и новой частью дома была оставлена въездная арка высотой в один этаж. Квартиры второго и третьего этажа, расположенные над аркой, имели вход из нашего подъезда, поэтому немцы-строители стали работать и у нас.
Постепенно к присутствию немцев рядом привыкли. Они оказались вполне безобидными людьми и хорошо работали. Когда у них был перерыв, они через щель в заборе предлагали детям купить самодельные игрушки. Мне запомнились две игрушки: деревянная трещотка, которая громко щелкала, если вращать рукоятку, и "физкультурник", то есть гимнаст на турнике. Тонкие деревянные рейки скреплялись в виде буквы Н. Вверху были натянуты две суровые нитки, проходящие через руки аккуратно раскрашенного картонного гимнаста. Если сжимать и отпускать рейки внизу, гимнаст начинал кувыркаться.
Немцы часто стучали в квартиры и по-русски просили чего-нибудь поесть. Как правило, им не отказывали. И мои родители и большинство соседей хорошо знали, что такое голод. Обычно просили подождать за дверью, делали из газеты кулек и туда складывали несколько вареных картофелин, три-четыре толстых ломтя черного хлеба, иногда пару сырых морковок, луковицу или соленый огурец, очень редко крутое яйцо. Бывало, что немец приходил со своим котелком. Тогда ему наливали суп или кашу, оставшиеся от обеда. Часто отец давал еще 2-3 беломорины. Детей строго предупреждали, чтобы они не отпирали дверь, не спросив "Кто там?", а то придет немец и будет очень плохо. Было мне тогда лет семь. Я был один дома, в дверь постучались. Я спросил "Кто там?". Голос человека в коридоре мне показался знакомым, и я отомкнул дверь. На пороге стоял немец. Я со страхом смотрел на него, а он на меня. Потом он захлопнул дверь и ушел. Когда я рассказал родителям, что я открывал дверь немцу, с мамой случилась истерика. В течение многих лет мне вспоминали этот случай как яркий пример моего непослушания и безответственности.
Глядя на снимки
Хочу выразить мою искреннюю благодарность Вадиму Зеленкову, который дал возможность увидеть с разных сторон, как выглядит сегодня дом на Ленинской, в котором я вырос. Мы поселились в нем в 1946 году, когда мне было 5 лет, а съехали на новую квартиру, когда мне было почти 16. Мне приятно, что этот дом стоит на своем месте и смотрится гораздо красивее, чем в те времена, когда я там жил. Я попробую добавить что-то еще к тому, что уже написано, опираясь на эти снимки.
На табличке значится двойная дата постройки: 1951, 1917.
Когда мы там поселились, это был не оштукатуренный кирпичный дом вдвое короче, чем теперь. Существовала только та половина дома, которая правее въездной арки. Это было самое большое здание в этом квартале.
Обратите внимание, в старой части дома
