Дом на Белорусской - Леонид Таубес

Леонид Таубес

Дом на Белорусской

Этот дом в 1945 году почему-то числился по Белорусской улице. На самом деле он находился на Гарбарной (которая потом стала Ульяновской), напротив стадиона "Динамо", которого тогда еще не было. 

Кирпичный трехэтажный дом старой, видимо еще дореволюционной постройки, он стоял в глубине двора. Чуть дальше был кирпичный двухэтажный дом, рядом - несколько одноэтажных деревянных домов и дровяные сараи. Вокруг росли высокие тенистые деревья. Тогда его называли еще "Писательский дом". Мы приехали с мамой из Алма-Аты и поселились в этом доме. Отца еще не демобилизовали. Он был в Вене.

 До войны у родителей была комната в деревянном доме на Суражской, рядом с Суражским рынком в районе Товарной станции. Когда началась война, мама была на восьмом месяце. Родителям удалось уехать из Минска. Отец ушел в армию, а мама поехала на восток. Я родился в дороге, у меня записано место рождения - Тамбов. Когда мы вернулись, мне было 4 года. Так вот, вернуться в свою комнату маме не удалось - там жили другие люди. А в этом писательском доме до войны жила моя тетя с мужем. Вот в эту тетину комнату (девять метров) заселились семь человек (перечислять не буду), включая меня. У меня была детская кроватка, остальные спали на полу. 

Это была просторная трехкомнатная квартира с большой прихожей. Справа от входной двери располагались туалет, ванная комната с дровяной колонкой, затем кухня. В кухне была огромная русская печь, скомбинированная с дровяной плитой, то есть внизу была топка дровяной плиты, а за плитой, над ней - топка русской печи. Печь примыкала к нашей комнате, так что общая с кухней стена была теплой. Вход в нашу комнату находился напротив входной двери. Полагаю, эта комната в свое время предназначалась для прислуги.

Налево были двери в две другие комнаты, где в то время жил поэт Пятрусь Броўка с женой и сыном Юрой. Сразу скажу, что по общему мнению взрослых Пётр Устинович был достойным человеком и хорошим соседом.

 Вскоре население нашей комнаты уменьшилось. Хозяйка комнаты, моя тетя, уехала к мужу, который был офицером и тогда служил в группе советских войск в Германии в городе Бреслау. Потом этот город стал называться Вроцлавом, так что они, никуда не переезжая, вместо Германии оказались в Польше. Тётя так в Минск и не вернулась. Вскоре вместе с мужем прямо из центра Европы они отбыли в Южно-Сахалинск, затем в Читу, и спустя много лет в Киев. Кто-то переехал к другим родственникам. В 1946 году демобилизовали моего отца и вскорости мы получили две комнаты в другом доме, а в писательском доме осталась племянница моего отца Груня.

 Когда началась война, Груне было 12 лет. Она с родителями жила в Полоцке. При попытке уйти из города  они попали в облаву, ее родители погибли, а она убежала,  пришла к своей однокласснице, ее родители несколько месяцев прятали ее в подвале, а потом отвели в  деревню, где одна старушка взяла ее к себе в дом, сказав всем, что это ее племянница. Конечно, вся деревня, включая местного полицая, знала, что у старушки живет девочка-еврейка, но никто не выдал. Старушка была одинокая и слабая, и Груня три года жила у нее в доме, работала на огороде, ухаживала за скотиной. И выжила.

 Груня окончила библиотечный институт, вышла замуж, родила близнецов и еще много лет они вчетвером жили в этой комнате. Мы часто заходили к Груне в гости, поэтому я так хорошо помню эту квартиру. Правда, сосед у них поменялся. Броўка получил отдельную квартиру и на его место вселился  писатель Янка Маўр. В то время в этом доме жили также Максим Танк, Алесь Кучар и другие известные литераторы.  

На другой стороне Гарбарной был пустырь, огороженный колючей проволокой - в то время это был основной материал для заборов. Раньше там было старое кладбище, туда упали бомбы, все было разворочено, однако были видны могильные плиты. Рядом с этим пустырем в 1948 году нашли убитого  Соломона Михоэлса. Я слыхал, как один из маминых знакомых рассказывал, что Михоэлс гостил у кого-то в писательском доме, а потом пешком отправился в гостиницу "Беларусь", где он остановился. Мне запомнились слова: "Его ударили железным прэнтом!" Я потом спросил у мамы:

— Что такое прэнт?

Она рассердилась и сказала:

— Вечно ты подслушиваешь то, что тебе не положено! Никому об этом не рассказывай!

Полагаю, теперь можно рассказать. Было бы правильно, если бы там поставили памятный камень.

Теперь на месте этого пустыря и кладбища трибуны стадиона "Динамо". К слову сказать, еще одно кладбище в центре города было на Козлова, возле каплицы, где теперь малый органный зал. На его месте построили башни глушилок.

 Я писал эту заметку в апреле 2007 года. Посетив Минск в 2011 году, я сфотографировал этот дом.

Он теперь числится по адресу Ульяновская 29 и находится уже не в глубине двора - нынешняя Ульяновская проходит не так, как старая Гарбарная.

Дом в прекрасном состоянии. Правда, его покрасили - тогда он был необлицованным, из старого темно-красного кирпича - такую кладку отец называл полношовкой.

Окно нашей комнаты - крайнее справа на третьем этаже (на снимке оно прикрыто ветвями дерева). Левее него окно кухни, а еще левее - узкое окно ванной комнаты. В туалете тоже было небольшое окно, но не на улицу, а в ванную.