Василий Мудрый - Николай Иванович Смирнов
Под нажимом отца, который как-то узнал, что я приобрел винтовку, мне пришлось сдать и ее. Сказал там, что, мол, сами солдаты, когда были у нас, оставили оружие, и никто его не требовал вернуть. И так она лежала. Через некоторое время пришел домой и брат Степан из немецкого плена. По нашим в то время «политическим» заключениям, наступило время поправлять хозяйство. Скоро немцы после известных, ноябрьских, революционных событий в Германии ушли.
И «стали Советы» у нас, как тогда говорили. Настала у нас свобода. Многие люди, и мы в том числе, начали рубить лес на строительство нового дома. Лесников уже не было. И никто никаких препятствий не чинил. Дом мы построили за деревней, километра за полтора, в кустарнике, при дороге, на своей полосе. Много тогда народу построилось на новых местах. Многие тогда болели тифом, другими болезнями. Я тоже заболел тифом и провалялся более двух месяцев. В то время проходила мобилизация в Красную Армию. Я по болезни остался дома, а год мой призвался».
Между тем военно-политическая обстановка вновь резко обострилась. На сей раз на белорусскую территорию вторглись 10 дивизий польских легионеров и начали одновременное наступление по линии Барановичи—Вильно—Минск, а также Кобрин—Пинск. 27 февраля 1919 года в связи с угрозой польской интервенции и в целях концентрации усилий для отпора агрессору произошло объединение двух советских республик Литвы и Беларуси, в единую Литовско-Белорусскую ССР (Литбел) со столицей в городе Вильно, которое, впрочем, длилось недолго.
Польскими дивизиями к середине марта уже были оккупированы Брест, Волковыск, Слоним, Скидель, Щучин, Пинск, 17 апреля прорван Западный фронт, захвачены Лида и Барановичи, а в августе—сентябре Минск, Игумен, Ново-Борисов, Бобруйск, Жлобин, Рогачев, Речица. Опираясь на англо-французскую поддержку, польские легионы стремились и далее продолжить свое наступление, чтобы затем закрепиться на бывшей восточной границе Речи Посполитой по ее состоянию на 1772 год. Небезынтересно вспомнить, что пролегала она тогда далеко на востоке от Гомеля, Чечерска, Климовичей, Мстиславля, Орши и Витебска…
Это была уже долговременная политика польского руководства. И продолжалась она в различных вариациях вплоть до сентябрьской национальной трагедии 1939 года. Именно накануне нацистского нападения на Польшу ее «правительство полковников», при убаюкивающих «мирных» заверениях якобы «союзной» гитлеровской Германии, все еще строило на картах своего Генштаба радужные военные планы по «расширению польской державы» путем аннексии белорусских земель далеко за Минском. Но, как говорят, не рой яму другому…
В декабре же 1919 года Верховным советом Антанты, в связи с польской агрессией против Советской Республики, в качестве восточной границы Польши была определена так называемая линия Керзона (по фамилии тогдашнего министра иностранных дел Великобритании) в направлении Гродно, Яловка, Немиров, Брест-Литовск (Брест), Дорогуск, Устилуг, восточнее Гребешува, Крылов, западнее Равы-Русской, восточнее Перемышля до Карпат. Собственно. почти эта же линия на ее белорусском отрезке стала государственной границей после воссоединении Белорусской ССР с Западной Белоруссией в сентябре 1939 года…
Справедливости ради заметим, что большевиками с самого начала, что бы там спустя многие десятилетия «задним числом» ни говорилось, была однозначно объявлена независимость Польши. Не могло уже быть некоего «Царства Польского». О белорусском народе, исторических сложившихся областях его проживания, границах Беларуси речи пока не шло. Это недвусмысленно указывалось в декрете Совета Народных Комиссаров РСФСР от 23 августа 1918 года, в котором, в частности, говорилось: «Все договоры и акты, заключенные Правительством бывшей Российской империи с Правительствами Королевства Прусского и Австро-Венгерской империи, касающиеся разделов Польши, ввиду их противоречия принципу самоопределения наций и революционному правосознанию русского народа, признавшего за польским народом неотъемлемое право на самостоятельность и единство, отменяются настоящим бесповоротно…»
В начале 1920 года фронт стабилизировался по линии реки Березины. Однако передышка была недолгой. Уже в марте 1920 года польскими легионами были захвачены Мозырь и Калинковичи. Неудача четырех майских контрнаступлений 16-й армии заставила советское руководство серьезней отнестись к вопросу укреплении Западного фронта. В конечном итоге в ходе серии скоординированных наступательных ударов вся территория Беларуси к августу 1920 года была освобождена от интервентов. Минск при этом пострадал больше и воистину катастрофически от рук польских оккупантов, нежели кайзеровских.
В навязанной Советской России войне дальнейший ее ход со стороны большевиков диктовался уже теорией так называемой «перманентной революции», когда наступление Красной Армии под предводительством Михаила Тухачевского и «политико-идеологическим обеспечением» Льва Троцкого было продолжено на территории Польши. Тем самым предпринималась попытка экспорта революции на Запад с овладением ни больше ни меньше — Берлином. Результат этой авантюры, глубоко задевшей национально-патриотические чувства польской нации, оказался прямо противоположным, и пролетариат подобную инициативу не поддержал.
В отличие от войск Тухачевского, потерпевших поражение под Варшавой, для польских легионов произошло «чудо на Висле», и ими вновь был захвачен, а потом оставлен белорусский Минск. При этом польской стороной уже и не вспоминались Гаагские конвенции 1907 года о гуманном режиме содержания военнопленных из числа красноармейцев, коих в концлагерях «Кресов Всходних» лишь по официальной статистике было умерщвлено более 60 тысяч человек.
Однако на тот момент силы обеих сторон были существенно ослаблены. Надо было каким-то образом «замиряться». Этот опустошительный вал не обошел и родные края Василия Коржа.
Из воспоминаний В.З. Коржа: «Потом через некоторое время заняли нашу местность польские легионы. А после опять пришли Советы. И в нашей деревне стал на постой 3-й милиционерский отряд. Он был одновременно и пограничным отрядом. Говорили, что за рекою Лань уже будет Польша. Памятная была зима с 1920 на 1921 год. Тогда в нашей деревне впервые организовался ревком. Комиссаром ревкома был некто Креслер, а командиром отряда — Иванов, заместителем его Волков.
Особенно мне помнится Креслер. Он проводил большую работу среди населения, организовал школу. Тогда мой год и старших направляли на разные работы. Мне и еще одному столяру, еврею Лейзеру, поручили оборудование школы. Мы строили скамейки, доски для писания, делали еще и многое другое. У нас на квартире стояли два человека из 3-го милиционерского отряда. Помню еще политрука Титова и командира пулеметного взвода, сибиряка (вот фамилию забыл). Приходил, помню, к нам на квартиру и комиссар Креслер. Хорошие это были люди, сердечные. Они в нашей семье были как родные. И я, общаясь с ними, впервые, по сути, начал разбираться в обстановке вокруг и кое в чем революционном.
Весною 1921 года пришел им
