Василий Мудрый - Николай Иванович Смирнов
Кроме того, были интересны идущие, что называется, от родимой земли-матушки, вынесенные на основе боевого практическою опыта, во многом совпадающие критические, неоднозначные оценки Василием Захаровичем Коржом и Ильей Григорьевичем Стариновым действий отдельных руководителей в разные исторические периоды.
Не менее сенсационно звучали из уст И.Г. Старинова многие факты, касавшиеся организации «активной разведки» Разведупром Штаба РККА, органами (ОГПУ) НКВД СССР и БССР как составной части будущего партизанского движения, с последующим участием в нем в годы Великой Отечественной войны В.З. Коржа, его друга К.П. Орловского, А.С. Ваупшасова, А.М. Рабцевича, А.К. Спрогиса и других чекистов. Но общая картина была для меня, конечно же, далеко не полной…
В этом повествовании речь пойдет как о некоторых малоизвестных, так и, в силу многих обстоятельств, неизвестных современному читателю страницах жизни Василия Захаровича Коржа, оценке им многих событий бурного XX века с использованием чудом сохранившихся фрагментов рукописей его книг, дневников и записок разных лет, архивных оперативных материалов и исторических документов, а также воспоминаний его дочери Зинаиды Васильевны Корж и ряда партизан прославленного Пинского соединения.
К этому обязывает историческая память о героической жизни легендарного белоруса Героя Советского Союза Василия Захаровича Коржа.
Николай Смирнов
Первая глава
ИСТОКИ…
Жизнь имеет смысл, если человек в своей деятельности преследует те или иные цели. Конечно, все относительно: цели могут быть большие или маленькие, важные и ничтожные. Я не мыслю ни жизни, ни счастья без людей и вне общества, без борьбы и вне борьбы.
В.З. Корж
На излете XIX века, 1 января (или 13 по новому стилю) 1899 года, в трудолюбивой полешуцкой крестьянской семье Коржей, исконно проживавшей в старинной белорусской деревне Хоростово (или Хворостово, как именовали ее местные жители) Старобинского повета (ныне Солигорского района) Минской области, родился, к общей радости, сын — Василий.
За отмеренные судьбой 68 лет жизни он имел, в силу самых разных обстоятельств и оперативной необходимости, несколько псевдонимов-фамилий и кличек. В деревне звали его Василь Мудрый, в гражданскую войну на территории Западной Белоруссии, оккупированной Польшей, и позже — боец Семенов, во время войны на стороне республиканской Испании — камарадо Пабло, в Великую Отечественную войну — партизанский командир «Комаров». И только уже по ее окончании, пройдя многие непростые перипетии мирной жизни — председатель колхоза «Партизанский край» Василий Захарович Корж. Все вновь вернулось на круги своя…
Из воспоминаний В.З. Коржа: «Да, много написано книг о борьбе партизан в Отечественную войну 1941—1945 годов. И вы меня простите, уважаемые читатели, что я своей книгой отнимаю у Вас столь дорогое для каждого время. Я не писатель-профессионал. И мне не сделать того, что умеет писатель. Может и не получиться. Но не каждому удается пройти такой длинный путь партизанской борьбы за нашу Советскую родину, за правду на земле. Девять с лишним лет я провоевал по тылам противника в разные времена, с разным врагом и в разных условиях.
Родители мои белорусские крестьяне: Корж Захар Григорьевич и Корж Алеся Федоровна. Дедушка мой — Корж Григорий Иванович. По-уличному, как я помню, жители деревни Хоростово (Хворостово) прозвали нас «Мудрые». Польские власти нашу деревню во время оккупации назвали Хоростов. Сейчас это Старобинский (Солигорский) район Минской области, колхоз «Партизанский край». Деревню нашу старики обычно называли по-старому, а молодые — по-новому.
Семья наша: отец, мать, старший брат Корж Степан Захарович и четыре сестры: Парасья, Мария, Антося и Ганна. По старому административному делению куст этих деревень там, где сейчас раскинулся колхоз «Партизанский край» — Хоростово, где в те времена была православная церковь и церковноприходская школа, а также Челонец, Пужичи, Раховичи, Груздово, Вейно и Гоцк, все были Ленинской волости Мозырского уезда Минской губернии.
В Хоростове были помещики Заманские, и занимали они деревню Груздово. В деревне Пужичи тоже были Заманские. Это когда-то был один куст помещиков. А вот деревню Гоцк окружали уже земли помещика Агаркова. Этот помещик был более богатым. Его одно имение было и в Ленино. Земли же его, леса и болота простирались на десятки километров.
Земли у наших крестьян были тогда песчаные и малоурожайные. Им нужно было отрабатывать или платить помещикам деньгами за дрова, выпас скота, грибы, ягоды, орехи, лозу и за то, что брали на лапти. И надо было еще брать квитки, то есть разрешения. А иначе лесная охрана, то бишь лесники, передавала дело в суд. И забирали за это, бывало, последнюю крестьянскую коровенку.
В детстве, которого и не заметил, я с соседом Григорием Ивановичем Цубой, он был старше меня на пару лет, пасли поповых свиней и своих, конечно. Были вокруг нашей деревни леса, луга. Много бобовни — корма для животных. Когда свиньи разойдутся, то их невозможно собрать. У нас было свое излюбленное средство: поймать одного поросенка и слегка подавить его. На писк дружно собирались остальные. Мы брали поросенка на дерево. И там его сжимали. Это был верный и легкий метод собрать стадо. На земле за такие процедуры свиньи могли попросту разорвать… Скажу, что судьба потом меня и Григория Цубу накрепко связала.
Народ наш жил тогда в нищете и темноте. И это не какие-то там россказни. На все вышеупомянутые деревни была лишь одна школа. В ней училось шестьдесят детей. И очень редко кто учился дальше, после окончания трех классов. В 1912 году я закончил эту трехклассную, церковноприходскую школу.
Семья наша была очень трудолюбивой. Иначе было трудно выжить. Земли своей тогда не хватало. И мы засевали по обоюдному согласию какую-то часть церковной земли. По нашим местным условиям наша семья жила средне. Кроме земли занимались мы еще и побочным заработком. На хлеб и соль, как говорят, хватало. В общем, ничем таким особым не выделялась наша семья.
Только, уж если правду сказать, понятие о совести человеческой в ней передавалось из поколения в поколение. Бывало, любой подорожный, пришлый человек всю деревню пройдет или проедет, а ночевать, все одно, у «Мудрых» будет. И я не помню такого случая, чтобы наша семья села за стол кушать, а чужой человек сидел в сторонке. Коржи всех, как могли, привечали.
Помню, покойный наш отец, Корж Захар Григорьевич, однажды за обедом в праздник говорил всем нам, как нужно жить на свете. Он делал это в поучение: «С
