Василий Мудрый - Николай Иванович Смирнов
Помню я, как пошел к комиссару Креслеру и попросил у него разрешения уехать с ними. Он мне в ответ так сказал:
— Конечно, смотрите сами, Вы уже женаты. Вы же ничего такого здесь не наделали, чтобы поляки вас перестреляли. А если будете хорошим человеком, то вы нам и нашим людям тут сгодитесь. Еще много воды утечет, пока все утрясется. Ведь здесь, в ваших местах, Польши никогда не было.
Этот человек был авторитетным и слов на ветер, как я потом понял, не бросал. В ту зиму я действительно обзавелся семьей. Даже многие из бойцов и командиров были на свадьбе. Они-то и окончательно отклонили мою горячую просьбу об уходе из дома. Проводы 3-го милиционерского отряда из деревни были печальными. Народ ведь не хотел отпускать советскую власть. Со слезами на глазах все жители прощались с бойцами и командирами. Конечно, кроме немногих помещиков, их прихвостней и всевозможных прислужников».
В ПОЛЬСКИХ «КРЕСАХ ВСХОДНИХ»
Будем помнить, братцы, или мы католики, или мы православные, — мы белорусы, а Отечество наше — Беларусь. Не будем путать дела религии с национальностью.
Янка Купала
В те далекие времена, в соответствии с Рижским мирным договором от 18 марта 1921 года, буквально «располосовавшим» наше Отечество на две неравные части, в составе Белорусской ССР остались лишь 6 уездов Минской губернии — Минский, Борисовский, Бобруйский, Игуменский, Мозырский, Слуцкий, где проживали 1634000 человек. Гомельская и Витебская губернии находились тогда в составе РСФСР.
Оккупированная Западная Белоруссия и Старобинщина, в частности, отошли к Польше. Там оказалось 4,6 миллиона белорусов на территории, насчитывавшей 112 тысяч квадратных километров.
Поговаривали, что, согласно планам начальника Польского государства Пилсудского, генерал Булак-Балахович якобы должен был соединить Белорусскую Литву, Белорусскую Народную Республику, Центральную Литву вместе с Вильно и Гродненскую губернию в одно государство под польским протекторатом. Тем самым мог быть денонсирован Рижский мирный договор. Но действительность свидетельствовала совсем о другом…
Польские власти отводили Западной Белоруссии роль своеобразного аграрного придатка, источника сырья и дешевой рабочей силы. Одновременно на западнобелорусских землях в период с 1921 по 1930 год поселилось около 5 тысяч так называемых осадников. В основной массе это были бывшие офицеры и унтер-офицеры легионов Пилсудского, участники польско-советской кампании 1919—1920 годов. Они получали наделы в 15—45 гектаров и оседали хуторами на захваченной белорусской земле в качестве верной опоры польского правительства.
В тексте Рижского мирного договора, кстати, значилось:
«…стороны отказываются от всякого рода интервенций либо их поддержки;
…обязуются не создавать и не поддерживать организаций, имеющих целью вооруженную борьбу с другой стороной;
…Польша предоставляет лицам русской, украинской и белорусской национальностей, находящимся в Польше, на основе равноправия национальностей все права, обеспечивающие развитие культуры, языка и выполнение религиозных обрядов».
Золотые, просто бесценные слова декларировались в документе! Западная Европа бурно рукоплескала! Но… «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги — а по ним ходить…» — как говаривал в свое время незабвенный А. В. Суворов.
В родных краях Василия Коржа воцарились «новые порядки». В этих сложных условиях продолжали формироваться его характер и взгляды.
Как ни крути, но революционные события, которые происходили на глазах Василия Коржа, показали ему, что за ту правду, которую ты осознаешь и понимаешь, надо бороться. Эта вера укрепилась в нем во время службы в польской армии.
Из воспоминаний В.З. Коржа: «Через несколько дней после ухода советского отряда влетела в нашу деревню небольшая банда лихоимцев под командованием Булак-Балаховича. Она врывалась к нам как-то и зимой, но тогда их отбили за реку Лань. Эта банда грабила и убивала евреев. В нашей деревне мирно жило 10 еврейских семейств. Недалеко от нас жил портной Хроим Голуб. У него был сын Самшелем. Хороший, приятный, работящий человек, никогда никого не обидел. Его бандиты ни за что, просто так, взяли и убили. Вся деревня поражалась тогда этим диким, бесчеловечным поступком и жалела безвинно погибшего молодого человека.
Объявились вскоре и помещики. Они со своими прислужниками далеко и не отъезжали. С ними возвратилось и их движимое имущество: коровы, волы, лошади и т. д. Правда, сразу экзекуций особых помещики не делали, поскольку люди наши никуда не «влезали» и ничего особенного не брали, кроме леса. Если кто срубил что, то, конечно, это потом было оплачено. Жизнь пошла старая, никаких особых новшеств не вводилось. Вместо старост, которые были до революции, назначались поляками солтысы. Конечно, этих солтысов назначали из мужиков, но с рекомендацией помещиков и польских властей. Бывшую Ленинскую волость назвали гминой. Польскими властями был назначен войт и другие чиновники, а также несколько жандармов.
Все стало «проводиться» только на польском языке. Сразу же нашлись беспринципные приспособленцы, которые начали шипеть, пшекать, ничего толком не понимая в этом языке. Войт приезжал в деревню с жандармами и вводил польские порядки нагайкой и штрафами. Это делалось быстро. Рабочий, труженик-крестьянин сразу почувствовали гнет, бесправие, издевательства. С каждым днем и месяцем этот гнет и бесправие все усиливались. Появились сыщики, шпионы, доносчики, и народ наш начал друг друга попросту бояться. Затем уже пошло поголовное и безжалостное «ополячивание».
В глубокую осень, почти в декабре 1921 года, мой 1899 год рождения забрали в польскую армию. Меня направили в тяжелую артиллерию, в город Познань, 7-й артполк, 3-ю батарею. В полку почти все рядовые были из белорусов и украинцев. Весь младший командный состав — подофицеры и офицеры — только поляки. Их было почему-то очень много. Были еще какие-то офицеры, завидовые, и выходило так, что на каждое маленькое подразделение имелось чуть ли не по три человека, которые везде и во всем командовали и буквально во все вмешивались.
Вот там я увидел и испытал на себе явное издевательство над людьми непольской национальности. В основном над белорусами и украинцами. И вообще, ничего похожего на обучение солдат видно не было. Были сплошные насмешки и издевательства на каждом шагу (с кличками «кацап-большевик» и т.д.).
Почти все польские «командиры», кто как может, выдумывали всевозможные муштровки, абсолютно не относящиеся к несению военной службы. Например, когда солдаты находились в казарме, были такие излюбленные методы издевательств польских офицеров и подофицеров над белорусами: в любое
