Нестор Котляревский - Михаил Юрьевич Лермонтов. Личность поэта и его произведения
И наконец не к ней ли относились и эти прощальные строки, жестокие, но неизбежные в истории каждой долгосрочной любви:
Нет, не тебя так пылко я люблю,Не для меня красы твоей блистанье:Люблю в тебе я прошлое страданьеИ молодость погибшую мою.
Когда порой я на тебя смотрю,В твои глаза вникая долгим взором:Таинственным я занят разговором,Но не с тобой я сердцем говорю.
Я говорю с подругой юных дней;В твоих чертах ищу черты другие;В устах живых уста давно немые,В глазах огонь угаснувших очей.
[1841]Не должно думать, однако, что этот грустный образ мог застраховать поэта навсегда от увлечений.
Иногда достаточно было мимолетной встречи, чтобы сердцем поэта овладело «бесплотное виденье» и заставило его забиться неясным любовным трепетом:
Из-под таинственной холодной полумаскиЗвучал мне голос твой отрадный, как мечта,Светили мне твои пленительные глазки,И улыбалися лукавые уста.
Сквозь дымку легкую заметил я невольноИ девственных ланит и шеи белизну.Счастливец! видел я и локон своевольный,Родных кудрей покинувший волну!..
И создал я тогда в моем воображеньеПо легким признакам красавицу мою:И с той поры бесплотное виденьеНошу в душе моей, ласкаю и люблю.
И всё мне кажется: живые эти речиВ года минувшие слыхал когда-то я;И кто-то шепчет мне, что после этой встречиМы вновь увидимся, как старые друзья.
[1841]Поэт любил такую романтическую дымку над еще не распустившимся чувством. Но он любил вообще чувство любви во всех стадиях его развития.
В виде ли эстетического восторженного созерцания:
Она поет – и звуки тают,Как поцелуи на устах,Глядит – и небеса играютВ ее божественных глазах;Идет ли – все ее движенья,Иль молвит слово – все чертыТак полны чувства, выраженья,Так полны дивной простоты.
[1837]В виде ли неудержимого порыва нежности:
Слышу ли голос твойЗвонкий и ласковый,Как птичка в клеткеСердце запрыгает;
Встречу ль глаза твоиЛазурно-глубокие,Душа им навстречуИз груди просится,
И как-то веселоИ хочется плакать,И так на шею быТебе я кинулся.
[1837]Или безумства желания:
Есть речи – значеньеТемно иль ничтожно,Но им без волненьяВнимать невозможно.
Как полны их звукиБезумством желанья!В них слезы разлуки,В них трепет свиданья.
Не встретит ответаСредь шума мирскогоИз пламя и светаРожденное слово;
Но в храме, средь бояИ где я ни буду,Услышав его, яУзнаю повсюду.
Не кончив молитвы,На звук тот отвечуИ брошусь из битвыЕму я навстречу.
[1840]Иногда в этих любовных мотивах слышится более тревожная нота и нежные слова начинают отдавать блеском стали.
Любовь пока еще смиряет тревожную душу:
Как небеса твой взор блистаетЭмалью голубой,Как поцелуй, звучит и таетТвой голос молодой;
За звук один волшебной речи,За твой единый взгляд,Я рад отдать красавца сечи,Грузинский мой булат;
И он порою сладко блещет,Заманчиво звучит,При звуке том душа трепещет,И в сердце кровь кипит.
Но жизнью бранной и мятежнойНе тешусь я с тех пор,Как услыхал твой голос нежныйИ встретил милый взор.
[1837]Но ведь она может и закалить ее:
Люблю тебя, булатный мой кинжал,Товарищ светлый и холодный.Задумчивый грузин на месть тебя ковал,На грозный бой точил черкес свободный.
Лилейная рука тебя мне поднеслаВ знак памяти, в минуту расставанья,И в первый раз не кровь вдоль по тебе текла,Но светлая слеза – жемчужина страданья.
И черные глаза, остановясь на мне,Исполненны таинственной печали,Как сталь твоя при трепетном огне,То вдруг тускнели – то сверкали.
Ты дан мне в спутники, любви залог немой,И страннику в тебе пример не бесполезный:Да, я не изменюсь и буду тверд душой,Как ты, как ты, мой друг железный.
[ «Кинжал», 1837]Может и отточить кинжал для ревности и мести:
Уж за горой дремучеюПогас вечерний луч,Едва струей гремучеюСверкает жаркий ключ;Сады благоуханиемНаполнились живым,Тифлис объят молчанием,В ущельи мгла и дым.………………………………………….Там за твердыней староюНа сумрачной гореПод свежею чинароюЛежу я на ковре.Лежу один и думаю:Ужели не во снеСвиданье в ночь угрюмуюНазначила ты мне?И в этот час таинственный,Но сладкий для любви,Тебя, мой друг единственный,Зовут мечты мои.………………………………………….Я жду. В недоуменииНапрасно бродит взор:Кинжалом в нетерпенииИзрезал я ковер;Я жду с тоской бесплодною,Мне грустно, тяжело…………………………………………….Прочь, прочь, слеза позорная,Кипи, душа моя!Твоя измена чернаяПонятна мне, змея!………………………………………….Возьму винтовку длинную.Пойду я из ворот:Там под скалой пустынноюЕсть узкий поворот.До полдня за могильноюЧасовней подождуИ на дорогу пыльнуюВинтовку наведу.Напрасно грудь колышется!Я лег между камней;Чу! близкий топот слышится…А! это ты, злодей!
[ «Свиданье», 1841]Муки ревности были, кажется, хорошо знакомы Лермонтову – настолько хорошо, что он даже на том свете предполагал возможность существованья таких чувств:
Пускай холодною землеюЗасыпан я,О друг! всегда, везде с тобоюДуша моя.Любви безумного томленья,Жилец могил,В стране покоя и забвеньяЯ не забыл.
* * *Без страха в час последней мукиПокинув свет,Отрады ждал я от разлуки —Разлуки нет!Я видел прелесть бестелесных,И тосковал,Что образ твой в чертах небесныхНе узнавал.
* * *Что мне сиянье Божьей властиИ рай святой?Я перенес земные страстиТуда с собой.Ласкаю я мечту роднуюВезде одну;Желаю, плачу и ревную,Как встарину.
* * *Коснется ль чуждое дыханьеТвоих ланит,Душа моя в немом страданьеВся задрожит.Случится ль, шепчешь, засыпая,Ты о другом,Твои слова текут пылая,По мне огнем.
* * *Ты не должна любить другого,Нет, не должна,Ты мертвецу, святыней слова,Обручена.Увы, твой страх, твои моленья,К чему оне?Ты знаешь, мира и забвеньяНе надо мне!
[ «Любовь мертвеца», 1840]И может ли вся испепеляющая сила любовной страсти быть изображена более страстными красками, чем те, которые придают стихотворению «Тамара» такой волшебный оттенок?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});