Нестор Котляревский - Михаил Юрьевич Лермонтов. Личность поэта и его произведения
И может ли вся испепеляющая сила любовной страсти быть изображена более страстными красками, чем те, которые придают стихотворению «Тамара» такой волшебный оттенок?
В глубокой теснине Дарьяла,Где роется Терек во мгле,Старинная башня стояла,Чернея на черной скале.
В той башне высокой и теснойЦарица Тамара жила:Прекрасна как ангел небесный,Как демон коварна и зла.
И там сквозь туман полуночиБлистал огонек золотой,Кидался он путнику в очи,Манил он на отдых ночной.
И слышался голос Тамары:Он весь был желанье и страсть,В нем были всесильные чары,Была непонятная власть.
На голос невидимой периШел воин, купец и пастух;Пред ним отворялися двери,Встречал его мрачный евнух.
На мягкой пуховой постели,В парчу и жемчуг убрана,Ждала она гостя. ШипелиПред нею два кубка вина.
Сплетались горячие руки,Уста прилипали к устам,И странные, дикие звукиВсю ночь раздавалися там.
Как будто в ту башню пустуюСто юношей пылких и женСошлися на свадьбу ночную,На тризну больших похорон.
Но только что утра сияньеКидало свой луч по горам,Мгновенно и мрак и молчаньеОпять воцарялися там.
Лишь Терек в теснине Дарьяла,Гремя, нарушал тишину;Волна на волну набегала,Волна погоняла волну;
И с плачем безгласное телоСпешили они унести;В окне тогда что-то белело,Звучало оттуда: прости.
И было так нежно прощанье,Так сладко тот голос звучал,Как будто восторги свиданьяИ ласки любви обещал.
[1841]V
Как видим, из всех этих стихотворений – которые нельзя припоминать, а надо перечитать – Лермонтов был великий мастер любовной песни во всех ее оттенках[29], – конечно потому, что умел любить… Любил он часто, и глубоко, и мимолетно, и несомненно, что этот порядок чувств был одним из тех, с которыми ужиться было ему всего легче.
Поражает только в его любовных стихотворениях обилие минорных мотивов. Житейский опыт как будто подтверждал те грустные мысли, какие поэт высказывал о любви еще ребенком.
Когда ж, опомнившись, обман я узнаю,И шум толпы людской спугнет мечту мою,На праздник не́званную гостью,О, как мне хочется смутить веселость их,И дерзко бросить им в глаза железный стих,Облитый горечью и злостью!..
[ «Как часто пестрою толпою окружен…», 1840]Это желание Лермонтов исполнял нередко, но, кажется, без особого удовольствия. Он не принадлежал к числу тех сатириков, которые в самом обличении находят удовлетворение. Сатира его только расстраивала, и вместо того, чтобы искать битвы с людьми, он все чаще и чаще мечтал о том, как бы стать от них подальше.
Поэтический образ узника попадается нередко в стихотворениях этих годов[30]. Если предположить, что эти образы возникли в невинной обстановке той гауптвахты, где молодому офицеру приходилось иногда отсиживать, то все-таки не мелкий житейский факт, а более глубокое чувство придавало таким грезам их правду и красоту.
Нечто большее, чем простое воспоминание, звучит, например, в стихотворении «Узник»:
Отворите мне темницу,Дайте мне сиянье дня,Черноглазую девицу,Черногривого коня.Я красавицу младуюПрежде сладко поцелую,На коня потом вскочу,В степь, как ветер, улечу.
* * *Но окно тюрьмы высоко,Дверь тяжелая с замком;Черноокая далеко,В пышном тереме своем;Добрый конь в зеленом полеБез узды, один, по волеСкачет весел и игрив,Хвост по ветру распустив.
* * *Одинок я – нет отрады:Стены голые кругом,Тускло светит луч лампадыУмирающим огнем;Только слышно: за дверямиЗвучномерными шагамиХодит в тишине ночнойБезответный часовой.
[1837]Но желание поэта неожиданно исполнилось: он на самом деле очутился на добром коне в зеленом поле.
VI
Ссылка вырвала Лермонтова из светских салонов и снова перенесла на Кавказ.
Поэт, как известно, был в ссылке два раза: первый раз – за стихи «На смерть Пушкина», второй раз – за дуэль, которую он имел с Барантом по поводу какой-то ссоры в салоне графини Лаваль.
Сама судьба позаботилась о том, чтобы помочь поэту стряхнуть с себя бездеятельную, грызущую его тоску и дать ему возможность принять непосредственное активное участие в жизни. Поэт с детства бредил всевозможными героическими похождениями и любил проявлять свою удаль. Теперь перед ним была новая арена действия – война, серьезный патриотический и общественный подвиг. Из военных донесений того времени мы знаем, что Лермонтов вел себя на Кавказе очень храбро, участвовал во многих экспедициях и был представляем к награде, в которой ему, впрочем, отказали.
На Кавказ Лермонтов ехал в бодром настроении духа. «Меня утешают слова Наполеона: “Великие имена создаются на Востоке”», – говорил он.
Но военная жизнь заняла и развлекла Лермонтова лишь на очень короткое время. В стихотворении «Валерик», в этой мастерской картине военного быта, Лермонтов так говорил о своем положении:
…Я жизнь постиг;Судьбе как турок иль татарин,За все я равно благодарен;……………………………………………Быть может, небеса востокаМеня с ученьем их пророкаНевольно сблизили. ПритомИ жизнь всечасно кочевая,Труды, заботы ночь и днем,Всё, размышлению мешая,Приводит в первобытный видБольную душу: сердце спит,Простора нет воображенью…И нет работы голове…Зато лежишь в густой траве…И дремлешь…
[1840]Трудно предположить, чтобы такой для всякого размышления мало подходящий образ жизни пришелся надолго по вкусу поэту. Война как новинка могла на первых порах задеть его любопытство, но в конце концов она надоела ему не меньше лагерной жизни под Петербургом; и Лермонтов, будучи одним из самых храбрых офицеров, не упускал случая брать отпуск.
В последних стихотворениях Лермонтова, действительно, очень мало военных мотивов. «Валерик» – единственная боевая жанровая картина. Очевидно, действительность не была так заманчива, как мечта, которая в юношеские годы любила дразнить поэта ореолом военной славы и подвигов.
В годы детства и юности Лермонтов был большим патриотом в военном духе. Слава родины была для него неразрывно связана со славой русского оружия. Победа над врагом, кто бы он ни был, была для него предметом большой гордости.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
