Время собирать груши - Михаил Яковлевич Грушевский
Я много анализировал. Более того, мне очень пригодился опыт, постепенно благоприобретенный, выступления для зрителей, которые не сидят в концертном зале. Это может быть клуб, кафе, ресторан, люди могут выпивать при этом. Раньше на советской эстраде это считалось дурным тоном. Я помню, когда первый раз столкнулся с такой аудиторией, это было в ранние 90-е, испытал культурный шок, сильно возмущался, говорил, что не буду выступать. На мое счастье рядом оказался, увы, уже ушедший блистательный актер Ян Арлазоров, который сказал: «Миш, ты с ума сошел? Ты посмотри, я сейчас выйду и все покажу». И действительно, он выходил, и он делал с этими людьми, которые ели и выпивали, все что хотел. Он овладевал аудиторией. И я подумал: действительно, если тебе показывают, как нужно, глупо вставать в позу, что ниже моего достоинства, чтобы люди жевали. С тех пор для меня это не проблема. Люди могут делать что угодно. Это может быть зал, открытое пространство, площадь, стадион, цирк – не имеет никакого значения. Просто ты корректируешь выступление и чуть больше затрачиваешь энергии на то, чтобы собрать внимание людей, которые в этом пространстве находятся.
Ты обязан сделать так, чтобы людям было весело, чтобы они не чувствовали некоего разрыва, пропасти между тобой и ними. И тут, кстати, национальный, возрастной состав, эмоциональная характеристика аудитории – все это важно. Контрастный пример: север России, люди чуть более сдержанные, но в конце, когда ты заслужил их признание, они горячие, очень ярко, радостно тебя приветствуют. С южанами по-другому. Они изначально смеются до того, как ты пошутил. Или, скажем, публика в бывших прибалтийских республиках. Если выступаешь в Риге и в зале латыши, не этнические русские, они могут очень сдержанно воспринимать шутки. В конце уже думаешь, что все сегодня не очень удачно, а они подходят: «Мы так смеялись! Падали со стула буквально». И это говорят люди, которые практически с едва заметными улыбками сидели. Каждая аудитория – индивидуальность. Совокупность личностей в зале никогда не повторяется.
Принято противопоставлять классический юмор (назовем его так) и то, что показывает один нынешний развлекательный канал. Говорят, что скоро весь юмор на телевидении будет такой, как представляет нам этот развлекательный телеканал. Но я думаю, что (так же как и в моде) в юморе будут разнообразные движения. Мне кажется, в какой-то момент мы перекормили людей «олдскульным» (старомодным) классическим юмором. Зрители от него не то чтобы отвернулись, но отодвинулись. Появились презрительные определения: «аншлаговщина», «петросяновщина»… Появилась привычка обзываться в адрес нашего брата такими словами. Я все это прекрасно знаю, и меня это нисколько не задевает. КВН и все производные от него потеснили нашего брата. КВН и неформальные ответвления от КВН торжествовали и торжествуют на протяжении уже почти двух десятилетий. На мой взгляд, наиболее жесткий формат такого юмора сегодня уже немножко утомляет. Эпатаж в формате, что там позволено использовать самые жесткие определения, обыгрывать темы, которые считались табуированными на советской эстраде и ранней российской эстраде 90-х или начала 2000-х годов. Но эпатаж ради эпатажа сейчас не работает. В свое время люди соскучатся по более комфортному душевному юмору, и наш брат снова станет так же актуален, как те ребята, которые завоевали свое заслуженное место в формате стенд-ап юмора.
Да, безусловно, нужно представлять себе свою аудиторию. Надо понимать, что этот новый юмор очень раскрепостил людей. Все темы, которые казались невозможными в прежней системе ценностей, сейчас приемлемы. Ребята молодцы, что пробили определенную нишу, застолбили ее за собой. Там много очень ярких и очень талантливых людей, которые уже точно останутся навсегда. И в какой-то момент они вообще перейдут в категорию классиков юмора. А дальше, мне кажется, было правильно сформулировано, что хорошо, когда у людей есть качественный выбор: тематический, вкусовой.
Когда мне говорят, что мой юмор – атавизм, я уважаю это мнение, это абсолютно нормально. Люди имеют полное моральное право таким образом оценивать то, что я делал в своем формате. А я сейчас живу в формате интерактивного импровизационного юмора. Мне в нем комфортно. Чувствую: это лучше, чем то, что делал пятнадцать – двадцать лет назад.
Для того чтобы пародия получилась, мне очень важно понять характер и способ мысли человека. Важно проникнуть в мозги героя. И я могу от его лица импровизировать, отвечать на вопросы публики на любую тему. Могу быть убедительным в этом характере, образе – это моя концепция. Я должен прочувствовать человека, стать им, и тогда я уверен в успехе, в том, что мне не будет стыдно за эту пародию.
Сейчас смеются, конечно, по-другому и над другим. Наступила эпоха прежде всего социальных сетей, и поэтому юмор строится, мне кажется, именно в этой плоскости. Есть же герои юмора, про существование многих из которых я даже не знаю или знаю только по каким-то ссылкам, которые мне друзья кидают. Герои интернет-юмора – это совсем другая стилистика юмора и вообще какая-то другая жизнь, где люди делают постановочные съемки, у них какие-то уже отработанные дуэты, и они выдают юмор просто на поток.
Я далек от того, чтобы как-то это осуждать или говорить, что это все низкого качества. Просто это достаточно далеко от меня. Тот юмор, в котором я воспитывался, в котором я рос и пытаюсь показать себя, – это совершенно другое. Но там у них огромная многомиллионная аудитория.
Когда я начинал и когда я полюбил юмор, мы все жили в одном информационном поле, и все шутки, с которыми выступали юмористы тех лет, эти шутки, с которыми я начал выступать, когда началась моя карьера, – это было общее пространство. Ко мне на концерты приходили школьники, и они смеялись над теми шутками, для них все было понятно. Сейчас же современные дети, тинейджеры и студенты живут совершенно в другом поле, и там свои отправные точки. Все, о чем мы шутим, для них вообще не существует.
Меня мой родной МИСиС относительно недавно пригласил в жюри на КВН, на финал, и мне казалось, что они на каком-то неведомом иностранном языке шутят. Я клянусь, что не понимал ни одной шутки. Я оборачивался, а в первых рядах сидели преподаватели и студенты-старшекурсники, я у них спрашивал, о чем эти шутки, и они отвечали, что сами не понимают.
Я знаю
