Золото Рюриков. Исторические памятники Северной столицы - Владимир Анатольевич Васильев
— Чтобы к вам ее привести, — простодушно сказала она, оторвала руки от лица и протянула их к Вере Николаевне. — Идите ко мне милая, идите, не бойтесь. И извините меня, что я вчера на вас накричала. Аня испугалась за вас. Я ведь угрожала забрать ее к себе. Из-за меня девочка ушла. Значит, и возвращать ее обязана я.
— Вам тоже нельзя покидать больницу, — лицо женщины, оживившееся было улыбкой, вдруг снова стало строгим.
— Можно, — махнула рукой Елизавета. — У меня обычная простуда.
— Тогда почему вы здесь? — нахмурилась она. — С простудой в эти палаты не помещают. Отделение у нас для тяжелобольных.
— У меня муж — статский советник Борщов, дружен с начальством больничным. Начала я кашлять. Вот он и попросил их присмотреть за мной, пока по делам службы в Москву ездит, — словно доверяя какой-то секрет, поглядывая на дверь, тихо сказала она.
— Не верится мне что-то, барышня, — уважительно, однако все еще подозрительно хмурясь, прошептала Вера Николаевна.
— Хотите — верьте, хотите — подозревайте, — но если желаете, чтобы девочка продолжила лечение, называйте адрес, — заявила решительно Елизавета, всем своим видом показывая, отступаться от задуманного она не намерена.
* * *
Елизавета поднялась с кровати, шатающейся походкой, подошла к окну. В 1828 году после смерти императрицы Марии Федоровны больница получила название Мариинская. Богданова приезжала сюда вместе с великой княгиней Еленой Павловной, и после окончания торжества они долго гуляли по парку. Позже с великой княгиней она была в больнице по случаю открытия в 1836 году оранжереи.
«Теперь вот одна, — с грустью подумала Елизавета, вглядываясь в окно, пытаясь отыскать маленькую Анюту среди многочисленной толпы больных и сотрудников персонала, высыпавших из здания надышаться весенней погодой, по которой соскучились за длинные зимние месяцы. — Одна ли?» — испуганно спросила она себя, представляя перед глазами испуганное лицо девочки.
Поздним вечером, подкупив дежурного врача и получив одежду, Богданова вышла из больницы. Спустя час она была на Васильевском острове, возле дома, где проживала Вера Николаевна с Аней.
Дверь долго не открывали. На настойчивые призывы Елизаветы откликнуться, стали выглядывать соседи и советовать стучать громче, дескать, старушка плохо слышит.
Позднее, оказавшись в квартире, поговорив с пожилой женщиной, она поняла, дело вовсе не в глухоте хозяйки квартиры. Виной всему Аннушка, которая убедила сердобольную соседку, что за ней охотится чужая женщина и хочет ее отобрать от Веры Николаевны. Немало трудов стоило Елизавете, чтобы убедить обеих в искренности своих побуждений — доставить девочку в больницу для дальнейшего лечения.
Когда она ехала на Васильевский остров, шел снег. Пока была в квартире у старушки и уговаривала Аню поехать в больницу, погода резко изменилась. Перемену ее Елизавета почувствовала сразу, едва они с девочкой вышли на улицу. Мороз стоял такой, что трудно было дышать, приходилось варежкой закрывать рот. Скоро и варежка покрылась инеем и при каждом прикосновении ее к губам ощущалась обжигающая ледяная твердь.
На набережной, как назло, извозчиков не оказалось, — испугавшись мороза они разъехались по домам. Пустынно было до Николаевского моста. Девочка мерзла, плакала и просила ее обогреть. Елизавете пришлось снять с головы платок и обвязать им малышку. Чтобы самой не замерзнуть, она предложила Ане бежать наперегонки. Так добрались они до Сенатской площади, где отогрелись у костра в компании бездомных собак и городового.
Вера Николаевна, несмотря на позднее время, не спала. Она сидела возле окна. Впервые за время их знакомства Елизавета увидела ее такой торжественной, опрятной и красивой. Но больше всего женщина удивила пышной прической, которую Елизавета вряд ли могла допустить, постоянно видя жидкие грязные волосы соседки. Едва они с Аней вошли в палату, Вера Николаевна с радостным криком бросилась к девочке.
Сколько ласковых добрых слов, будораживших душу своей откровенностью, услышала Елизавета в эту ночь. Оказавшись невольным свидетелем их разговора, она тихо плакала в подушку. Ей вспоминалось детство и прикосновение маминых рук.
Утром Елизавета проснулась от сильной головной боли. Она с трудом открыла глаза. Вера Николаевна сидела на постели и причесывала стоящую перед ней Аню. Обе они виделись, словно в тумане.
— Мама, смотри! Наша тетя проснулась! — услышала она звонкий голос девочки.
— Не кричи, милая, — тихо ответила женщина.
— Ничего, ничего, я сейчас встану, — пробормотал Елизавета.
Попыталась подняться, но голова закружилась, и она вынуждена была снова прилечь, прислушиваясь к сильным ударам молоточков в висках.
— Что с вами? — тревожный голос соседки по палате послышался совсем рядом.
Она открыла глаза. Вера Николаевна сидела на прежнем месте. Уже не причесывала девочку, а пристально разглядывала ее.
— Я позову доктора, — сказала она. — У вас лицо словно пламенем горит.
— Пройдет, — попыталась улыбнуться Елизавета.
— Не убеждайте меня и не успокаивайте себя. В прошлую эпидемию, когда умирал мой муж, я всего насмотрелась, наслушалась. Вы не понимаете, как это опасно, — сказала решительно она и направилась к двери.
Едва дверь закрылась, Елизавета услышал рядом с собой шевеление. Спустя минуту-другую увидела перед собой близко-близко глаза Аннушки. Девочка смотрела серьезно, будто бы что искала в лице у соседки по палате. От этой мысли Богданова улыбнулась.
— Вам лучше стало? — спросила девочка серьезным тоном.
— Да, — едва пошевелила губами она.
— Придет доктор, и вам еще лучше будет, — с интонацией знатока провозгласила Анюта.
— Да, — повторила Елизавета.
— И вы не умрете, — голос Ани вдруг дрогнул.
Она смутилась. Закрыла ручонкой глаза. Казалось, вот-вот девочка заплачет. Но вздрогнув раз, другой, она отвела руку от глаз и, снова всматриваясь в соседку по палате, решительно сказала:
— Нет. Вы не умрете. Я не хочу, чтобы вы умирали.
Дверь открылась. Елизавета увидела белый халат, потом склонившееся над ней лицо старого доктора. Он что-то говорил ей. По тону обрывков фраз она ощутила, что врач сердится, и начала понимать серьезность своего положения.
* * *
За окном давно стемнело. С наступлением темноты на небосклон высыпались мириады звезд. Тусклый лунный свет освещал ветви вербы, склонившиеся к окну. Свет проникал в палату и ложился ярким пятном на кроватку, где совсем недавно спала Анюта.
При воспоминании о девочке она улыбнулась. Аннушка вернулась с прогулки вместе с Верой Николаевной с розовыми щечками и, растирая нос ладошкой, весело защебетала, описывая ощущения весеннего дня.
После того как они покинули палату, уехали домой, пришел Борщов. Муж убеждал ее не поддаваться панике и говорил, мол, завтра покажет ее лучшим докторам столицы. Михаил Сергеевич улыбался, пытался выглядеть уверенным в своей правоте. Но она, внимательно вглядываясь в лицо мужа, видела в уголках его
