Николай Штучкин - Грозное небо Москвы

Да, здесь эпос.

В Москву непрерывно идут воинские поезда, эшелоны, платформы с оружием и техникой: пушками, танками, броневиками, автомашинами. Из Москвы тоже идут эшелоны: на восток уходят заводы оборонного значения с оборудованием и рабочими.

Столица готовится к бою, вернее, к сражению. А бой идет непрерывно. Жестокий, кровопролитный. И в этом бою тают дивизии Гитлера, рушится военная машина фашизма. Все больше и больше она замедляет свой ход, уменьшаются темпы ее наступления. В июне - июле немцы продвигались по пятьсот километров, а сейчас втрое меньше. И этот темп снижается с каждым днем.

Мы живем рядом с аэродромом, занимаем просторный вестибюль стадиона "Динамо". У нас есть телефон, биллиард, мягкие кресла, диваны и душ.

- Живем в Москве, а Москву не видим, - как-то сказал Бочаров. - Пройдемся пешком до "Динамо", посмотрим....

- Почему бы и нет, - говорю, - давай. Перед нами на фоне темного неба черные силуэты домов. Вправо и влево, скрываясь во тьме, уходит шоссе Москва Ленинград. По шоссе несутся машины, освещая дорогу узкой полоской притемненного света...

Недавно, еще в этом году, мы любовались Москвой из Клина - над ней стояло огромное зарево электроогней. И принимали это как нечто обычное. В ноябре прошлого года, в праздник, приехав в Москву из военной авиашколы, я бродил по столичным улицам, не обращая внимания на море огней, заливавших город, - это было обычным. Будто прочитав мои мысли, Илья вздыхает:

- Только теперь можно оценить довоенную жизнь. А машины бегут. Бесконечным потоком бегут в сторону метро "Сокол", к развилке двух шоссейных дорог, идущих на Клин и Волоколамск. Натужно ревя, машины тянут орудия, прицепы, загруженные, вероятно, боеприпасами, везут молчаливо сидящих солдат. Вперемежку между автомашинами, тягачами идут бензовозы, танкетки и даже танки, заглушая ревом своих моторов все остальные звуки.

Илья подходит вплотную ко мне, кричит в самое ухо:

- Живем, дружище, живем! Силища, видишь, какая идет!

Да, эта сила идет на запад и северо-запад Подмосковья, туда, где насмерть стоят наши войска.

Наша газета "За храбрость" еще в первые дни октября посвятила именно нашей авиачасти целую полосу под броским аншлагом: "Отважные соколы! Бейте фашистов так же мужественно и умело, как громят их летчики подразделения тов. Писанко!". В заметках говорилось о боевых делах летчиков второй эскадрильи Нечаева, Кохана, Бабенко, Яхненко, Александрова, Федотова, Кулака, Кравцова, Косарькова.

В корреспонденции под заголовком "Храбрость" написано об Андрее Кравцове.

"В дыму и пламени автоколонна. Испуганно мечутся фашистские солдаты, тщетно пытаясь спастись от града пуль. Летчик Кравцов прошел над колонной бреющим полетом, затем развернулся, чтобы идти домой, но обнаружил, что у него еще не все израсходованы боеприпасы. "Зачем пропадать добру, - подумал летчик, - лучше зайти еще раз и добить фашистскую нечисть". Кравцов вернулся обратно и, не обращая внимания на ожесточенный огонь зениток, уничтожал фашистов, пока не израсходовал всех боеприпасов..."

- Силен ты, летчик Кравцов, - сказал я Андрейке, - уничтожаешь фашистов, не обращая внимания на ожесточенный огонь зениток.

Он промолчал, полный достоинства. И вдруг опубликован Указ. Как-то даже не верится, что мой однокашник Андрейка Кравцов, самый маленький ростом летчик в полку, награжден орденом Красного Знамени. Мы вместе учились в Борисоглебской авиашколе и даже были в одном звене. Во время построений он всегда находился на левом фланге. А теперь - герой. Не зря говорят: мал золотник, да дорог.

Вместе с Андрейкой награждены: Петя Дядик и Коля Тетерин, Петя Карамышев и Леша Даубе, командир эскадрильи Максим Кулак, командир полка Александр Степанович Писанко... Тринадцать человек, и все из второй эскадрильи, те, кто летает на "Чайках". Аркаша Михайлов и Петр Федотов раньше были у нас, а теперь вот, орденоносцы. Стало немножко завидно.

- Наверное, мы еще не заслужили награды, - неожиданно сказал Ганя и обидчиво поджал толстые губы.

Томилин покосился на него, но промолчал, а комиссар Акимцев сурово спросил:

- Ты что, воюешь за ордена?

- Нет, - сдержанно ответил Хозяинов, переходя на официальный тон, - я воюю за Родину, но после войны народ будет судить по наградам, насколько активно я за нее воевал. И мне это не безразлично.

Хорошо Ганя сказал, умно. И Акимцев оттаял:

- Прав ты, Хозяинов! Все вы неплохо воюете. Но летчики второй эскадрильи раньше вас начали летать на штурмовки, раньше совершили необходимое для представления к ордену количество вылетов. Надеюсь, ты помнишь приказ?

- Конечно, - за пятнадцать штурмовок - орден. За двадцать пять - второй. За сорок - звание Героя Советского Союза.

- Правильно. Они получили сейчас за пятнадцать. А вы получите в ближайшее время. Все, кто достоин, представлены.

Ганя заулыбался. И все мы повеселели. Летчики второй эскадрильи буквально преобразились. Важные ходят, гордые. Раньше в столовой сидели в комбинезонах, а теперь спускают их до пояса - надо же показать ордена! Мерзнут, но терпят. И сразу как-то все повзрослели, а Андрейка будто и ростом стал выше. Я поздравил его, спросил:

- Ты рад, Андрей?

Он смотрел на меня снизу вверх и, даже не улыбнувшись, сказал, что мне желает того же и в самое ближайшее время. Тон Андрея меня, конечно, обидел.

- Куда уж нам, - говорю, - физиономией в герои не вышли.

Сказал и повернулся, чтобы уйти. И тогда он не выдержал, расхохотался и не успел я оглянуться, как Андрей оказался у меня на спине. Маленький, ловкий, отличный спортсмен, он делал это как кошка. Мы повозились немного и Андрейка признался:

- Знаешь, земли под собой не чую. Даже не верится, что я награжден.

- Ну, дружище, так не годится, - говорю я Андрею. - Помнишь, что Горький сказал, вернее, его героиня старуха Изергиль?

- Не помню.

- "Тот, кто однажды удивился своему подвигу, тот не повторит его".

Андрей помолчал, подумал, вопросительно глянул в глаза:

- А может, она и права, старуха Изергиль?

Тактика жизни

Немцы вышли к Нарофоминску, Тарусе, Алексину. Рвутся на Серпухов. Это на юге. На западе - к Волоколамску. На самолетных стоянках полка с рассвета ревут моторы. Группы "Чаек" и "мигов" одна за другой уходят в сизую дымку. И так с утра до вечера. Вчера, сегодня и завтра. За исключением дней, когда погода плотно прижимает к земле всю авиацию.

Передо мной документ - боевое донесение. В нем - итоги работы полка за один день конца октября, такой же день, как другие. Пять вылетов на боевое задание - штурмовку вражеских войск в районе Волоколамска и Серпухова. Объекты удара; пехота, артиллерия, танки, автомашины. О пятом сказано так же, как и о первом, втором... Столько-то "Чаек" и "мигов", такой-то объект удара и место, но в донесении о пятом, кроме всего остального, записано, что с боевого задания не вернулся летчик Максимов.